Когда перелистываешь монографии известных художников, бываешь в музеях и на выставках, восхищаясь их талантом, невольно задумываешься над неизвестными во многом биографиями творцов и жизненными испытаниями, выпавшими на их долю. Интересен до конца ещё не изученный период рождения авангарда – нового направления искусства первых лет страны Советов. «Революция за окном, революция должна произойти и в искусстве!» – клич молодых представителей этой волны Владимира и Георгия Стенбергов из плеяды неповторимых мастеров начала прошлого века – Малевича, Кандинского, Маяковского, Родченко, Бурлюка, Татлина, Пунина…

Удалось встретиться и побеседовать с Викторией Стенберг, внучкой Владимира Августовича Стенберга, раскрывшей некоторые подробности драматических судеб знаменитых братьев.

И вот я её гость.

---

 

Виктория Стэновна, Вика, по телефону мы договаривались, что меня встретит на вашем столе натюрморт из книг, журнальных и газетных статей, связанных с творчеством Стенбергов.

Оглянитесь, за вашей спиной книжный стеллаж. Вы предлагаете, чтобы все это я разложила перед вами? Да, здесь материалы, собранные мной о них за многие годы. Пожалуйста, все в вашем распоряжении.

Но лучше давайте побеседуем.

Благоговею пред брендом «2-Стенберг-2». Как передать свои чувства, отношение – профессиональное и человеческое – к этому союзу двух талантливых сердец?

Готова ответить на любой вопрос.

Хотелось бы захватить читателя неожиданным началом беседы. Прием испытанный. Вспомним демократа Чернышевского, какими строками открывает он роман «Что делать?»: «Ночью на Литейном мосту раздался выстрел, а поутру в Неве находят лишь простреленную фуражку неизвестного. Только где же останки самоубийцы, полиции остаётся только догадываться».

Попробуй после этого не прочесть литературную махину целиком!

Но Николай Гаврилович проделал это умышленно, из соображений настроить цензоров на криминальное восприятие чтива, тайный смысл которого был совсем в ином: сквозь препоны и рогатки царизма провести идею крестьянской революции и свержения старой власти.

У нас задача иная: по возможности объемней вылепить образы творцов, внесших высокий вклад в изобразительную культуру.

И не только отечественную.

В Нью-Йорке, к 100-летию со дня рождения моего дедушки Владимира Стенберга, прошла выставка плаката обоих братьев. Успех был оглушителен! Экспозиция продолжилась в Англии, Японии и других странах.

 С какой семейной истории откроем сегодняшнее «заседание»?

У дедушки была замечательная библиотека, всегда волновавшая своими нарядными корешками, которые мне по малости лет категорически запрещалось трогать.

Но взрослые ушли как-то на длительную прогулку, я не удержалась, поставила стремянку и поднялась к самому потолку, где расположились наиболее призывные и загадочные тома «Энциклопедического словаря» Брокгауза и Эфрона. Наобум взяла одну из книг, раскрыла ее и приступила к чтению. Из нее выпал старый пожелтевший листочек, который спланировал к основанию лестницы. А за полетом наблюдала не только я, но и кошка Машка. Она решила испробовать листочек на вкус. Я безучастно посмотрела на эту сценку и вновь углубилась в совсем не детское чтение.

Домочадцы вскоре должны были вернуться. Я поставила книгу на место, убрала лесенку и, удовлетворенная пополнением эрудиции, занялась своими делами.

Пришли родные не одни, а как всегда в окружении друзей. Бабушка стала хлопотать на кухне, дедушка почему-то заглянул в библиотеку. Вероятно, что-то из редких книг хотел показать гостям, но быстро вернулся обратно. В руках у него был зажат знакомый мне клочок бумаги, безжалостно искусанный нашей пушистой любимицей. «Викушка, ты заходила сюда?» – «Что ты, тебе показалось!». Он помолчал, затем снова удалился, плотно закрыв дверь.

Вернулся чуть ли не через час все с той же бумажкой в руках. Только тщательно отреставрированной и клееной-переклееной.

«Больше меня не обманывай, – обратился он ко мне, а затем уже к пришедшим. – Вы не представляете, сколько я искал этот в своем роде исторический «документ», своеобразный наш с братом домашний манифест. Суть его заключалась в том, что экстремизм молодости требовал научно обосновать в глазах общества осуществление тайно задуманного нами «деяния».

Мы установили для себя, что физическое и творческое напряжение, которым наделен человек, сохраняется в организме до тридцати лет. После чего наступает пустота: человек как труженик выдыхается, становится овощем. Следовательно, с жизнью надо порывать, чтобы никому не быть в тягость.

Мне тогда было двадцать девять. Значит, жить осталось еще год. Жорику двадцать восемь. Он должен был дождаться своего тридцатилетия и махнуть вдогонку за мной».

К счастью для всех нас ребята свой «манифест» не воплотили.

«Дали-то мы клятву дали, а вот осуществить ее… забыли. Но годы прошли, и мы стали мудрее. Как я искал этот «исторический» документ!» – закончил он свою торжественную тираду.

У вас были теплые отношения?

Не скажу! Разве что новогодний поцелуй в рождественскую ночь и поглаживание по головке. Но ко всем моим просьбам и пожеланиям он был крайне внимателен. Я ему отвечала тем, что старалась «помогать» в творчестве: натягивать холсты, готовить краски к работе. Он безумно любил свою жену, мою бабушку Блюм. Души в ней не чаял, восхищаясь её красотой и грацией. Если посмотреть внимательно на силуэты женских персонажей на киноафишах братьев, то в лице главной героини скорее угадывается образ супруги Владимира Августовича, чем портрет известной актрисы.

А что за странная фамилия Стенберги? Редкая какая!

И совсем не странная, тем более не редкая. Предлагаете начать разговор о нашей семье?

По русской поговорке «танцевать от печки».

Предложение опасное! Не от Адама и Евы же «танцевать»! Тогда уж и мы с вами родственники. Генеалогическое древо трону с фигуры прадедушки-скандинава, родившегося в горняцком селении на севере Швеции. И фамилия Стенберг горняцкая, распространенная там, как в России, к примеру, Иванов. А переводится так: Каменная гора. Почти все фамилии в этой стране связаны с природой.

Но родился Карл Иоганн Август Стенберг не горняком, а первоклассным художником. Блестяще окончил Академию художеств в Стокгольме и был премирован поездкой на Нижегородскую промышленную ярмарку в Россию. Набил саквояж немецкими кистями и красками, осанисто приоделся и приплыл на пароходе в Ревель, нынешний Таллинн, чтобы затем добраться до Санкт-Петербурга, а оттуда продолжить свой путь до пункта назначения.

Но надо же, «споткнулся» в самом начале пути! На старинной площади у городской ратуши стояла гостиница, где путешественник собирался переночевать перед утренним поездом, и тут ему на глаза попадает худенькая стройная девушка небольшого роста с замкнутым сосредоточенным выражением лица. Анна, латышка по национальности, возвращалась домой к отцу в Ригу. Познакомились. Она не знала ни шведского, ни русского языка. Он не говорил ни по-русски, ни по-латышски. Но оба владели немецким, который их соединил. Вскоре они стали мужем и женой. В семье долго ещё разговаривали на том же языке, но в Москве, куда они вскоре переселились, для общения пришлось перейти на русский.

Понимаю чувства Аннушки, впервые увидевшей своего будущего избранника, в которого невозможно было не влюбиться. Молод, строен, обаятелен. Щегольски одет: в черной бархатной куртке с шотландским шарфом на шее и в огромной широкополой шляпе. В руках тяжеленный саквояж и пустая клетка для ворона, который во время уличных прогулок хозяина предпочитал сидеть у него на плече.

Молодожены вскоре подарили миру сыновей Володю, Жору и дочку Лиду.

1898 год. Анна Михайловна принимает шведское подданство. Первое пристанище в Москве – квартира на Божедомке. Втроем – муж, жена и … птица с явно выраженным трудным характером.

Как складывалась их жизнь?

Как нельзя лучше. И личная, и профессиональная. На прадеда обратили внимание знатные люди города – купцы, промышленники, владельцы ресторанов и пивных. От заказов у талантливого художника не было отбоя. В любой компании его выделял неплохо освоенный русский язык при милом скандинавском акценте. Но главное, чем Стенберг-старший был отличен от других, это верностью своей театральной шляпе, по размеру нарушавшей все мыслимые пропорции, – с ней он нигде не расставался. На нарекания доброжелателей отвечал с удивлением: «Как это быть таким как все? К чему призываете? От этого скучно будет и мне, и всем окружающим. Надо вы-де-лять себя!»

После оформления павильона на Всероссийской ярмарке он стал особенно популярен. К нему обратился петербургский миллионер Григорий Елисеев, приобретший на Тверской улице аристократический особняк Зинаиды Волконской, имя которой тесно связано с Пушкиным. Заказчик предложил по-художественному «вмешаться» в интерьер своего грандиозного торгового центра.

Немыслимая по объему работа!

Стенберг собрал бригаду художников, скрыв от работодателя, что приглашенные им люди – «умеренно пьющие».

После первого жалованья их «умеренность» победила?

Русская душа победила во всю силу алкогольных способностей. Разразился дикий скандал, который едва удалось погасить.

Он не изменил отношения к русским?

«Московский иностранец», как его величали, по натуре был мягким и сговорчивым. Прощал медлительность и леность наших соотечественников. Но не мог понять этих по-настоящему одаренных людей в их непритязательности к быту и условиям жизни.

Какая из русских встреч наиболее примечательна в его биографии?

Конечно, с Михаилом Врубелем!

Помимо таланта живописца у Стенберга была и жилка предпринимателя, что также способствовало количеству получаемых им предложений. Это было полной противоположностью натуре русского художника-трагика. И данная противоположность сблизила обоих. Вспомните прекрасное, до сих пор сохранившееся оформление гостиницы «Метрополь» – детище двух мастеров: русского и шведа. Но заказ-то получил не Врубель, а Стенберг!

Они дружили, и прадед мой чрезвычайно горько переживал искусственное, как он считал, заточение Михаила Александровича в психиатрическую темницу. В тот период Врубель был погружен в работу над образом лермонтовского «Демона».

Как не вспомнить высказывание Александра Бенуа, что художник «сам был демон, падший прекрасный ангел, для которого мир был бесконечной радостью и бесконечным мучением».

Демон стал двойником Врубеля, от которого он так и не вырвался…

В какой атмосфере высокого искусства воспитывались Стенберги-младшие!

Они часто заглядывали к отцу в мастерскую. Занимались своими поделками, помогали ему творить.

Представляю, в каком трудолюбии он воспитывал детей.

В их воспитании большая доля и прабабушки, непомерно фанатичной в привязанности к своим чадам.

Август Стенберг считал: «В воспитании главное – образование, что человека делает человеком!».

Ребята несли в дом весь хлам со двора – дырявые ведра, кастрюли, проржавевшие корыта, сломанные двери, развалившееся колесо от телеги…

И это вторсырье превращали в первые в своей жизни произведения искусства?

Прадедушкина мастерская превращалась в гавань военных кораблей, хранилища рыцарских доспехов и безделушек для младшей сестренки. Сыновья успешно учились в гимназии, но Володя серьезно заболел и учебу возобновил лишь через много месяцев, сев за одну парту с Жорой. С тех пор они не разлучались ни в жизни, ни в работе. Вскоре Стенберги познакомились с соседским мальчиком Мишей Жаровым. Троица разрушила покой учебного заведения и тишину двух домов, каждый из которых реагировал на это по-своему: Стенберги – показушно, а в семье Жаровых пожестче. Братья переживали за друга, который после очередного папиного нравоучения выходил на улицу с улыбкой, успокаивая их. Любые наставления отца подросток гасил «интенсивно сыгранным рыданием».

Так что Станиславский по своей системе «Верю! – Не верю!» точно воскликнул бы: «Верю!»

А Мишенька, Михаил Иванович Жаров, уже тогда был народным артистом. Если не всей страны, то своей округи точно!

Что еще принесла дружба с этим артистическим не по годам мальчиком?

Скорее наоборот. Артистизму его учил мой дедушка, который в возрасте пятнадцати лет начал работу как художник на первой в России киностудии Ханжонкова, высоко ценившего декорационно-постановочные способности Володи. С десяток немых лент в этом киноателье было создано при участии Стенберга!

В павильонах студии он познакомился со звездой немого экрана Верой Холодной, которая поразила его внутренней культурой и артистичностью поведения. Рассказы о её манере ходить и сдержанности в передаче эмоций вымаливались у Стенберга настойчивым Мишей Жаровым, безумно мечтавшим приобщиться к миру кино.

И что принесла дружба с Мишей?

Парень был он прекрасный. Добрый, отзывчивый. И рядом с ним очаровашка сестренка Лидочка – Лидия Ивановна Жарова-Наумова, в зрелые годы ставшая заметной фигурой в советском кинематографе. Художник по костюмам в двухсерийной киноэпопее Сергея Эйзенштейна «Иван Грозный», в Пырьевском «Идиоте», в Калатозовском «Летят журавли»… Список поразительный!

Ребята неожиданно приобщились к курению. Злостный пример им подавал какой-то парень с Божедомских кварталов, обладавший невероятным уличным шармом, – о нем поговаривали, что он даже в тюрьме сидел!

Подозрительного типа уличный авторитет словно купался в никотиновом царстве, и в дождь, и в холод умудрялся не вынимать папиросу из уголка больших, словно резиновых, губ. Виртуозно дымил на ходу, не дотрагиваясь руками до папиросы! Выражение постоянно сосредоточенных на какой-то мысли темно-коричневых глаз было тяжелым, неконтактным. Никого вокруг себя не замечал. Если кто и попадал в зону его внимания, тут же терял спокойствие, погружаясь в отрицательные размышления.

Кто же это был?

Ходил высокий незнакомец с большой папкой. «Вероятно, художник,» – думали Стенберги, провожая его восторженным взглядом. А на папке с листами бумаги и холстом на подрамнике прочитали: «Владимир Маяковский»!

Стихов он тогда еще не писал, и как поэта, естественно, его никто не знал.

Божедомские встречи с «учителем правильного курения» для них не прошли бесследно?

«Угрюмый юноша» навсегда покорил братьев масштабом своей личности. В годы Гражданской войны под его началом они выполняли плакаты для фронта, расписывали железнодорожные составы и рекламные тумбы. Правда, диктат Маяковского их подавлял. Тем более что как художник он Стенбергам не нравился: для них Владимир был прежде всего большим поэтом. А его требования подчинять стилю народного лубка все идеи нового массового искусства им претило, хотя исполнили они тогда огромное количество агитлистов.

Стенберги покинули Маяковского, лидера Окон РОСТа, по-прежнему любя и ценя его поэтическое дарование.

А первый нарком народного просвещения Анатолий Васильевич Луначарский, всей душой и умом связанный с авангардом, к слову сказать, очень симпатизировал братьям – самым молодым представителям нового направления искусства, которых он считал ключевыми фигурами раннего конструктивизма и дизайна.

Поразительный калейдоскоп имен связан со Стенбергами!

Чувствую, наиболее близко вам плакатное искусство Стенбергов?

Мной осуществлено двадцать киноплакатов. Всегда испытывал радость, когда встречал свою афишу в экспозиции улицы, словно сливавшуюся с бурной жизнью города, что было почетней любого участия в самой солидной выставке.

Вы испытали «уличную радость» в двадцати случаях, а у Владимира и Георгия их было около трехсот. Кстати, именно на плакатах братьев впервые появился гриф «2-Стенберг-2».

Какой титанический труд! И это только в плакате. А они ведь были и конструктивистами, и театралами, и оформителями журнальных обложек.

Но более известны современному зрителю все же как киноплакатисты. Благодаря выставкам и многочисленным репродукциям. Скажите, чем они Вам близки в этом плане?

Ответить на этот вопрос значит клонировать их мастерство. Стенберги – загадка плаката! Сравнивая время их творческой деятельности с днем сегодняшним, диву даешься: как Стенбергам удавалось преодолевать несовершенства техники их будней. Только энтузиазм одержимой молодости был спасательным кругом: «Мы работаем прежде всего монтажом. С другой стороны, даем здесь конструкцию. Мы даем плакат броский, который бы мог, что называется, огорошить зрителя, остановил бы его внимание, что и требуется прежде всего от плаката. Для этой цели мы совершенно свободно обращаемся с материалом… не соблюдаем пропорции как между несколькими предметами и фигурами, так и между отдельными деталями их, переворачивая фигуры и тому подобное – словом, используем все, что может остановить даже торопящегося прохожего».

Замысел режиссера, воплощенный им в полуторачасовой ленте, они выражали в графическом листе, максимально приближая решение плаката к концепции и главной идее фильма. Для выразительности композиций требовались снимки большого увеличения, что было тогда проблемой. И художники имитировали в рисунке поверхность фотоматериала, будучи блестящими рисовальщиками. Добивались демонстрации фильма не на экране, а на поверхности ватмана.

Помог опыт киномонтажа, приобретенный Владимиром от режиссера Бауэра на студии. Сказались также два образования, полученные братьями, – художественное и техническое, чем всегда выделялось их творчество.  Достигали они эффекта «демонстрации фильма» на бумаге не ради формального воздействия, а как единение двух искусств – кинематографа и графики.

Моделирование объемов лиц актеров восхищает: академическое рисование обобщено плакатистами до предела скульптурной пластики. И это в сочетании с графическим растром, декоративными элементами и неожиданными цветовыми ударами в самых непредсказуемых местах композиции.

Афиша, основной адрес которой – забор, стена дома, рекламная тумба, должна победить пестроту улицы. Не затеряться в винегрете неорганизованного городского пространства.

Их работы – веха в плакатном искусстве!

Владимир Августович, мой дедушка, родился за год до начала XX века, его брат и мой дядя Георгий Августович – ровно в 1900-м. Их дороги совпали со сложнейшими социальными преобразованиями. Рассказывать о них и не вспомнить о Первой мировой войне, трёх российских революциях, Гражданской войне, голодоморе, первых пятилетках – значит создать вымышленные схемы-образы людей, свободных от исторических событий, на которые они как художники не могли не реагировать.

Они окончили Военно-дорожные курсы, получив инженерно-технические знания. Но продолжили учёбу в Строгановке по классу живописи и скульптуры. Изучают эстетические качества металлов, дерева, интересуются проблемами формообразования. Жажда знаний была непомерна. Главное желание того неспокойного времени – быть нужным людям. Ни от какой работы не отказываться! Плакат, театр, оформление уличных перспектив, интерьеров заводов, клубов, домов отдыха – искусство служит всем!

А ведь мы еще не упомянули их монументальное искусство.

Да, Богом они были зацелованы щедро!

Неотъемлемая часть «индустриальных зрелищ» 20-30-х годов была составляющей массового искусства: средствами площадного лубка и оформления улиц пропагандировались идеи государства людям далеко не образованным, лишенным элементарной культуры. Требовалась доходчивость, наглядность в подаче формы восприятия.

Искусство плаката или оформления праздничной даты рассматривались как однодневка, сиюминутность воздействия. Большинство агитпроизведений такими остались в памяти людей, не сохранившись для истории.

Особенно это проявилось в оформлении значительных торжеств на таком трудном месте, как Красная площадь. Из разных по архитектурным стилям элементов площади – здание универмага ГУМа, Исторический музей, храм Василия Блаженного и, наконец, Кремль – братья создали ощущение единого пространства.

Не все знают, что граненая форма кремлевской звезды с внутренней подсветкой – изобретение Владимира Августовича и Георгия Августовича!

Западные коллекционеры в период работы Международной выставки декорационного искусства и художественной промышленности в Париже, проходившей в 1925 году, закупили для музеев и частных собраний значительную часть декоративных конструкций Стенбергов.

Они одни из первых художников, благодаря которым родилось ныне такое распространенное понятие как дизайн.

Трудно держать хронологическую линию их творческой судьбы, настолько все интересно. Но и испытания не обошли Владимира и Георгия стороной.

После гибели брата, о чем ещё поговорим, дедушка понял: – жизнь не так безоблачна, как виделось в годы молодые. И далеко не погружена лишь в мир искусства. Ждал, что уберут и его. Произошедшее – сигнал, предупреждение: это только начало. Вопрос времени, которого, увы, и дождался. После войны, в конце 1951 года, когда «триумфальный» по пику репрессий 37-й отшумел, пошел на спад, поднялась новая волна гонений с лозунгами против «неугодных элементов» в нашей стране – борьба с космополитизмом и громкое, невероятно раздутое «дело врачей». Владимира Августовича застукали как «пособника передачи информации иностранным агентам».

Заодно в кутузку упрятали и бабушку.

Ее-то за что?

«Потворствовала зарубежным связям мужа, не донесла о его шпионской деятельности».

Куда их упекли?

Ни один арестованный, и тем более близкие его об этом не знали. Но дедушка – опытный автомобилист – по звуку шин, торможению, поворотам направо-налево, сидя в «черном воронке», определил: Лубянка! Что подтвердила и бабушка – из своего соседнего «купе». Но уже по своим догадкам, по карканью ворон. Те в большом количестве обитали за кремлевской стеной. Нигде их столько не водилось в Москве, как на этой территории. Значит, заключенных доставили в главную тюрьму страны в нескольких сотнях метров от Красной площади.

Лондонский Тауэр получается. Но в английской тюрьме пребывание черных птиц исторически мотивировано.

На Красной площади с воронами обошлось без традиций. Разве что тут их лучше подкармливали.

Содержали новоявленных «шпионов» как политических, в камерах-одиночках, чтобы ни с кем не общались.

С «комфортом»!

-Замечу: дедушка никогда не был близок к политике.

Вскоре плененных перевели в бутырские казематы. Их сын Стэн, мой отец, сбился с ног в поисках родителей – все было непробиваемо. В двадцатидвухлетнем возрасте поседел. В художественную школу не был принят – имел прямое отношение к «неблагонадежным элементам».

1 декабря 1934 года Сталин подписал распоряжение, ставшее поводом для развязывания большого террора, продолжавшегося вплоть до его смерти в 53-ем году.

В этот год и освободили обоих. С последующей реабилитацией.

Изменился характер Владимира Августовича после тюремного «курорта»?

Со свойственной ему самоиронией годы, проведенные там, в «санатории», он называл днями отдыха. Еще бы, при таком ритме жизни, каким он жил всегда, что можно было сказать иное!

Увы, приобщился к алкоголю, никому не признаваясь, что был сломан, хотя и продолжал работать.

Так сложилась моя жизнь, что кооператив Союза журналистов, в который мы вошли, построил дом лицом к лицу с этим «заведением» по имени Бутырка.

Заглянула к нам в гости известная писательница Галина Серебрякова, вдова первого финансиста Советской России, народного комиссара финансов Григория Сокольникова, подарившего стране и миру понятие «золотого рубля». Выглянув из нашего окна, печально и тихо обронила: «Во дворе этой тюрьмы 24 мая 1939–го расстреляли моего мужа. А вот и моя камера. Рядом сидела мать Владимира Ильича Ленина. Справа был академик Вавилов, слева – Мейерхольд. Еще дальше – Владимир Маяковский… Все соцветие отечественных имен!»

«Самое время музей открывать под названием «Жизнь замечательных людей в Бутырке!», – вставил я.

«Я оттрубила в ссылке 20 лет, – продолжила Галина Осиповна, – «от звонка до звонка!» Вместе с певицей Лидией Руслановой и актрисой Зоей Федоровой. И за что посадили? За встречи в Букингемском дворце с английской королевой – меня и моего мужа, высшего дипломатического представителя советской страны в Великобритании?!»

Тут промелькнула фамилия Мейерхольда. В своих до предела наполненных творческих буднях Стенберги встречались с ним?

В кафе «Стойло Пегаса», которое принадлежало имажинистам, состоялось их знакомство. Хотя Всеволод Эмильевич, ведя дружбу с Маяковским, скорее тяготел к футуристам. Но в кафе открылась выставка молодых Стенбергов, а Мейерхольд заглянул туда. С интересом осмотрел экспозицию, пытаясь понять логику витиеватых инженерно-художественных конструкций братьев. И вскоре назначил им свидание в театре.

Отношения сложились? Ведь он был человеком весьма сложным.

Противоречивые. С режиссером был поставлен спектакль «Одна жизнь» о Николае Островском.

Макет постановки хранится в московском музее «Преодоление»?

Да. Но спектакль успеха не имел. Все шло к закрытию театра и физическому уничтожению Мейерхольда – «революционера сцены».

Кстати, зеркало, в которое вы сейчас смотрите – оно перед вами, – особое. Со своей историей. В нем видели свое отражение и Мейерхольд с Зинаидой Райх, и, пожалуй, все мхатовские звезды, начиная с Качалова и Книппер-Чеховой, и Михоэлс с супругой, и вахтанговцы Рубен Симонов с Мансуровой, и выдающийся эссеист Илья Эренбург, и режиссер Александр Таиров с Алисой Коонен, крестившей меня, когда я появилась на свет, и Юрий Любимов с Таганки…

Зеркало это – подарок братьям за их «стахановский» труд в театре.

Как легко оказывается приобщиться к классикам. Только в зеркало взгляни!

Если бы действительно все было так просто! Но согласитесь, от зеркала словно исходит энергетика этих незаурядных душ.

Таиров и Коонен — особая грань в театральном наследии Стенбергов.

С этими замечательными театралами познакомиться помог господин Случай.

Александр Яковлевич Таиров – знаковая личность в истории театрального искусства, лепивший жизнеподобие театра. Театра реализма и одновременно театра условного, абстрактного. Творческой площадкой для реализации замыслов послужила ему сцена Камерного театра.

Почему Камерного? Откуда название такое?

Название придумано им, человеком по натуре мягким, никого не задевающим. А слово «камерный» скромное и осторожное, соответствовавшее его характеру.

Таиров хотел сплавить в единый сценический образ и особенности циркового манежа, и рисунок танца, и органику музыкального сопровождения, и выразительность безупречно отработанного слова.

Хотел? Он это осуществил. Диапазон режиссерского выбора постановок у него был широк – от классической трагедии до современной буффонады. Новатор с большой буквы.

К смелости постановщика не могли отнестись равнодушно. Создатель необычных спектаклей, читал я, обвинялся в нарочитом эстетизме, неуважении к своему зрителю. Ему был брошен упрек угодничества западу. Состоялись громкие запрещения готовых к показу постановок «Багрового острова» Михаила Булгакова и «Богатырей» Демьяна Бедного.

Драматическая судьба Камерного театра – лучшего в Европе, как тогда считали, – заслуживает отдельного разговора. Напомните о творческом союзе Стенбергов с Таировым.

У Александра Яковлевича работали талантливые сценографы, среди которых были известные архитекторы братья Веснины. Таиров обратился к ним с просьбой создать эмблему театра. Но их эскиз ему не понравился. Не было остроты. «Мне нужны шпанята, способные взорвать обычность традиционного мышления. Есть у вас такие?» Те предложили своих знакомых, тоже братьев – Владимира и Георгия Стенбергов.

Какова была реакция братьев на предложение кумира сцены?

Голову потеряли! Как не разочаровать маэстро режиссуры? С неделю ушло на рождение марки. Но, чувствуя в себе неуверенность в предстоящей встрече, – а так хотелось судьбу свою связать со знаменитой сценой! – они явились на первое свидание к Таирову… с ящиком вина. «Шпанская» затея, по московскому сухому закону того времени, была невыполнима. Тем более что ни режиссёр, ни художники выпивохами не были. Но чего не совершишь ради достижения цели!

Растерянность Таирова, на стол которого взгромоздился презент, трудно передать. Когда же он лицезрел представленную эмблему, впоследствии навсегда ставшую маркой театра, Стенберги услышали золотые для себя слова: «Будьте художниками моего театра».

Кто из художников работал с Таировым?

Список очарователен! Братья Веснины, Александра Эстер, Наталья Гончарова, Михаил Ларионов, Павел Кузнецов, Вадим Рындин…

Вадим Федорович Рындин – главный художник Большого театра СССР, муж великой балерины Галины Улановой, принимал меня в Союз художников. Вспоминаю его неповторимо мощную многоэтажную декорацию к охлопковской постановке «Гамлета» в театре Моссовета, дававшую режиссеру неограниченные возможности мизансценирования.

Как все в истории соприкасаемо!

За десять лет работы у Таирова братьями было осуществлено двенадцать постановок. В 1949 году Камерный закрыли. Его создатель не выдержал унижений и вскоре скончался.

А если не заканчивать эту прекрасную тему на печальной ноте?

Они, войдя во вкус необыкновенно бурлящей театральной повседневности Таировских сценических подвигов, решили обстановку высокой духовности разрядить какой-нибудь молодецкой выходкой, избрав для этого … супругу режиссера, сверхуважаемую Алису Коонен. Её в буквальном смысле слова все носили на руках, начиная от пожарного до солидного артистического коллеги. После аплодисментов, оваций зала и горы цветов приму усаживали в кресло, на импровизированный трон, и несли домой – благо ее с мужем квартира находилась в одном с театром здании. Алиса ко всему еще и подыгрывала свою царственность.

Когда очередь в почитании её дошла до Владимира и Георгия, они сыграли в сверхусердство, «случайно» обронив дорогое артистическое тело на одном из лестничных маршей.

К удивлению сорванцов звезда не обиделась, мягко пожурив их нерасторопность и приписав им чересчур подчеркнутое уважение к себе. Однажды она обедала у нас дома, и я, еще совсем маленькая девочка, запомнила ее ироничную улыбку при воспоминании об этой «случайности».

Слушаю вас и не могу избавиться от ощущения, что все события, о которых рассказываете, прошли перед вашими глазами. Говорю о событиях и встречах, произошедших до вашего появления на свет. По-моему, вы даже сорт вина заприметили в бокалах, пригубленных Михаилом Врубелем и Августом Стенбергом во время их бесед. Откуда такая достоверность?

Ничего удивительного в этом не вижу. У меня кристальная память. Извините, если это признание звучит как личная похвала. Но я десятки раз слышала эти истории от семейного рассказчика-златоуста, моего дедушки. В любой компании он чувствовал себя в сане короля – умного и обаятельного.

Такая у вас своеобразная видеопамять!

Хотелось бы, но это не совсем так. До сих пор покрыта тайной гибель Георгия Стенберга. Покинуть жизнь в тридцать два года нормально? Официально сообщалось: автомобильная катастрофа. Не слишком ли обыденно звучит?

У братьев были враги?

Как иначе могло быть с новаторами искусства, смело вторгавшимися в неизвестное? В плакат, архитектуру, дизайн интерьеров, театральную сцену? Были единомышленники, почитатели. Но естественна и среда художников, не принимавшая их взглядов – в данном случае не о них разговор.

Незадолго до произошедшего братья были приглашены на собеседование в соответствующие органы. Вызов «на ковер» имел обоснование: небывалый для советской истории случай, чтобы главную площадь страны оформляли два иностранца – главные художники Красной площади! И это в 1932 году, когда репрессивность органов входила во вкус большой крови: «Как вы можете украшать своими работами наше самое святое место, будучи шведскими подданными?! Решайте проблему с гражданством в течение нескольких минут. Или в руках у вас наша паспортина, или придется, мягко выражаясь, поискать другое место для исполнения своих творческих замыслов»

Согласились?

Незамедлительно. Красная книжица украсила внутренние карманы пиджаков, и они продолжили свой труд. Но с оглядкой, вскоре оправдавшейся.

На тихой московской улочке Георгий ехал на мотоцикле с небольшой скоростью. За спиной к нему приклеился грузовик, которым управлял шофер в военной униформе. Машина настигла мотоциклиста. Удар по голове оборвал жизнь Стенберга-младшего. Возможно, расчет был не на летальный исход, а на травму-предупреждение. Но все окончилось трагедией.

Как это напоминает гибель Михоэлса в 1947 году, которого незадолго до этого я успел еще совсем мальчиком увидеть на сцене в «Тевье Молочнике»!

Ваш дедушка тяжело пережил потерю брата?

Решил отказаться от киноплаката и театральных постановок. Их труд был неразделим.

Таирова обескуражил его уход из театра, в связи с гибелью Георгия. Искал братьям замену, что при его «избалованности» очень талантливыми единомышленниками осуществить было трудно. Решил привлечь Владимира Татлина, одного из главных пионеров русского авангарда. «Художник незаурядный, но он сложен для коллективного труда», – отговаривали его. Знаменитое, ставшее классикой монументализма конструктивное произведение Татлина «Интернационал» сделало Владимира Евграфьевича совсем несговорчивым и самозацикленным. Таиров не внял советам, пошел на контакт с известным художником и поплатился. Ни к чему хорошему содружество не привело. Постановка в глазах зрителей и критиков фактически сорвалась.

Все шло к очередному печальному финалу театра, что и сбылось. Но, потеряв брата, Владимир Августович продолжил себя в других направлениях? Один?

Нет. Лидочка, сестра, тоже художник, в какой-то степени заменила ему в работе труд погибшего.

Братья были людьми разными?

Георгий Августович уравновешенный и спокойный. Характер медлителен, терпелив, вдумчив. Владимир Августович – эталон взрывчатости и темперамента, о который можно было обжечься. Споры, возникавшие между ними, памятно творческие, достигали градуса звучания неприятного. Но все затихало непредвиденно быстро. Темперамент псевдоконфликтов гасила обоюдная одержимость в осуществлении задуманного.

После разрушения неделимого тандема двух имен мой дедушка обратился к искусству монументальному. Остался главным художником Красной площади – все оформления наиболее значимых праздников связаны с ним. Работал много. Долго преподавал в московском архитектурном институте.

Они оставили после себя огромное творческое наследие. В каком оно состоянии? Макеты театральных постановок, к примеру, сохранились?

С этим всегда, везде и со всеми мастерами сцены дела обстояли плохо. Почти ничего не сохранилось.

Их театральным искусством восхищался даже Пикассо.

Да, в Париже, где в 1922 году гастролировал Камерный театр с одновременной выставкой художников-декораторов. Братья побывали в мастерской Пабло Пикассо, пораженные тем, как в ателье одновременно уживались его картины «правого» и «левого» толка.

А француза в свою очередь удивила инженерная разработка и смелость технических решений в оперативной смене декораций во время антрактов спектакля «Желтая кофта».

Их творчество восхищало многих иностранцев?

Знаменателен случай, когда рисунок братьев, проект будущих зданий, был отослан Форду в Америку. «Мы только посылаем конструкции, а русские уже построили завод! Когда они это успели сделать?» – изумлению промышленника не было предела. Ему объяснили, что перспектива Горьковского автозавода – это убедительная достоверность графики Стенбергов.

Август Стенберг гордился своими сыновьями?

Очень! Увлекался техникой, и увлечение свое передал детям, которые очень рано были посвящены в законы перспективы, умение накладывать тени в рисунке. Формой поощрения он избрал для них совместные творческие поездки в Петербург, на театральные площадки братьев Зон в Москве и оперетту в Киеве, где в этот момент – шел 1913-й год – выступала всемирно известная дива Айседора Дункан, «античная женщина» с пламенным девизом: «Человечество вернется к наготе». Отец их познакомил и с Сергеем Есениным.

Но творчество сыновей, первых выпускников красных художников Государственных художественных мастерских, прадед мой до конца не принимал.

У Стенберга-старшего было желание вернуться на родину?

Первая мировая война настроила Августа покинуть Россию. Особенно остро неуютность положения – отсутствие заказов, голод – он почувствовал в 1917 году. Но ребята и жена резко воспротивились. Расстались при обещании главы семьи, что, прибыв в Стокгольм, он подготовит благоприятные условия для их воссоединения.

Уехал. Началась переписка, почти односторонняя. Анна Михайловна отправляла пакет за пакетом, а Швеция молчала. То ли письма перестали доходить, то ли… Справки из органов на бесчисленные запросы прабабушки были односложны: погиб при невыясненных обстоятельствах.

Не хочу домысливать происшедшее…

Мне попала в руки книга, где собраны имена известных представителей науки и культуры, политики и спорта с их последними предсмертными словами. Не очень понял задачу издания. Возможно, еще раз вернуть память к масштабным личностям истории и вздохнуть с сожалением об утрате этих людей. Но что бы вы поведали составителю подобного тома, обратись он к вам? Какой прощальный момент запомнился при расставании с Владимиром Августовичем Стенбергом?

Мне было тридцать три, когда Стенберг-2, выйдя из-за обеденного стола, обвел нас взглядом и произнес: «Я в этой жизни все сделал и испытал. Больше мне добавить нечего, пора почивать!» Вошел в спальню, закрыл за собой дверь и больше не появлялся, запретив вызывать к себе врачей. Перестал есть. Через несколько дней его не стало.

Первым, кому сообщила о его уходе, был князь Лобанов-Ростовский, знаменитый коллекционер русского театрального искусства, с которым дед многие годы переписывался и дружил, величая «добрым гением».

Это было ещё одно несчастье, связанное с бывшей квартирой Василия Кандинского, которую мы занимали. И я решила попрощаться с ней, что и осуществила. Ну вот сейчас принимаю вас уже в своем новом апартаменте.

А как ваша семья связана была с Василием Васильевичем Кандинским, «отцом абстрактной живописи», аристократом духа художников?

Хороший вопрос для завершения нашей вечерней беседы!

Молодые Стенберги боготворили этого талантливейшего человека. Симпатизируя им, он пригласил их в свою роскошную обитель, где они чаевничали и говорили о запутанных проблемах современного искусства. Но Володю, моего будущего дедушку, больше всего в этой встрече покорила квартира Кандинского. «Вот бы мне такую!» – мысленно произнес для себя роковую фразу, через несколько лет исполнившуюся. Гости поднялись по скрипучей лестнице на второй этаж в башню, где располагался кабинет хозяина, и любовались открывшимся видом московских далей – Кремлем, храмом Христа Спасителя, многочисленными маковками церковных куполов, тогда еще не уничтоженных новой эпохой.

А в 1921 году Кандинский уезжает в эмиграцию. Потерю его мало кто ощутил. Народ не был готов к восприятию его творчества, такого далекого от простоты и реализма, – современники редко воспринимают новаторские идеи.

Его искусство называли «дегенеративным».

Братья тяжело переживали расставание с ним.

Квартира бесхозно существовала, но по стечению обстоятельств Владимиру Августовичу вручили ключи от нее. Счастлив он был непомерно, хотя она, как я потом узнала, Кандинскому принесла много горестей, эстафету которых мы потом «с успехом» подхватили: погиб Георгий, арестовали бабушку и дедушку, кончина в пятьдесят два года их сына, моего папы. Я здесь потеряла свою единственную доченьку… Поэтому, повзрослев, решила отсюда уйти и обменяться на более скромную, но уютную площадь.

Что особенно остро запомнилось из той жизни? 

Недостаточно перечисленного? Но все же вспомню один эпизод. Рассказываю с опаской, не измените ли ко мне отношения. То, что услышите, чуть ли не из области мистики.

Подумать о женщине с двумя высшими образованиями? Не осмелюсь.

Занять одну из лучших квартир в Москве, с огромным залом, анфиладой комнат и винтовой лестницей, ведущей в башню, с восхода до заката освещенную солнцем, – удивительное счастье.

Но с наступлением ночи происходило нечто странное.

Моя комната располагалась в башне. Как только я укладывалась спать, лестница начинала поскрипывать, словно по ней кто-то поднимался. С этого момента не могла закрыть глаза, и в полузабытьи, скорчившись на постели, проводила остаток ночи. Признаться близким не осмеливалась, засмеют. И все же однажды не выдержала и поведала о странностях. А в гостях был у нас тогда немолодой, добрый обаятельный швейцарец Георгий Лунин – прямой потомок русского декабриста. К откровению моему отнесся серьезно, попросив разрешения остаться переночевать. Мы согласились.

Кто он был по профессии? В мистике важна каждая деталь.

Коллекционер живописи, высоко ценивший наших авангардистов.

Итак, началась «экспериментальная» ночь.

Глубокой ночью раздались звуки шагов по рассохшимся деревянным ступенькам. Лунин поднялся с постели, и я услышала его тихий голос: «Сева, деточка, успокойся душой. Не тревожься! Вернись туда, откуда пришел…»

Днем гость покинул наш дом и уехал в Берн. А на прощание обронил: «Теперь вас никто беспокоить не будет». Вскоре из Швейцарии пришло известие о его кончине.

Но звуки шагов прекратились. Объяснить по-научному сей факт и поныне не могу.

А что за Сева?

Сын Кандинского, скончавшийся здесь в трехлетнем возрасте. Для Василия Васильевича удар непоправимый. Страдал об этом всю жизнь.

Да, так весомо поставить точку в конце разговора могла только член Союза писателей. Спасибо, дорогая Вика! Как решили поступить с вашей частью наследия творчества Стенбергов?

Работы их в музеях мира и частных коллекциях. Значительно собрание плакатов и афиш художников – в одной из лучших библиотек мира, в Ленинке. Хранящееся в моих личных архивах передам в Литературный музей города – договоренность достигнута. Все должно принадлежать людям!

Владимир Августович и Георгий Августович работали не только для своего поколения. Ими восхищаемся и мы, ныне здравствующие. С благодарностью оценивая смелость и одержимость талантливых стенберговских сердец.

2-Стенберг-2 не покинут нашу благодарную память!