Софья Лазаревна Сарьян: Родилась (1971) и выросла в Ереване, в историческом доме своего деда Мартироса Сарьяна. (Родители: отец, Лазарь Мартиросович Сарьян – композитор, ректор Ереванской консерватории им. Комитаса, участник Великой Отечественной войны; мать, Аракси Арцруновна Сарьян – музыковед, профессор  Ереванской консерватории им. Комитаса, зав. кафедрой истории музыки.)

     Общее образование получила в специальной музыкальной школе им. П.И. Чайковского (1978-1989), высшее – в Ереванском госуниверситете. Закончила два факультета: русский филологический (1989-1994) и искусствоведческий  (1990-1992).

    С  1993 г. работала в Доме-музее М. Сарьяна как научный сотрудник и гид. Упорядочивала и изучала личный архив Мастера, проводила экскурсии на армянском, русском, английском и французском языках. С 2004 г. работает в том же музее главным хранителем фондов. Проводит научное изучение музейных предметов, участвует в конференциях.

     Среди последних изданий: соавтор книги «Мартирос Сарьян», Лучшие современные художники. Том 45. Изд. «Комсомольская правда – Директ медиа», Москва, 2017; «Мир Сарьяна», Московский журнал «Жам» – армянское время, том II (39), 2018; «Мартирос Сарьян и русские писатели», Кафедра истории русской литературы и журналистики МГУ. Ежегодник 2018. Международный научный журнал; «Мартирос Сарьян. Живопись. Графика», Каталог Дома-музея М. Сарьяна, Ереван, 2020.

 

Армянский художник Мартирос Сарьян обогатил мировую культуру ХХ века не только своим самобытным искусством, но и лежащим в его основе особым мировосприятием. Основные идеи художественно-эстетической концепции художника были освещены в книге искусствоведа Вильгельма Матевосяна «Эстетические взгляды Мартироса Сарьяна» (1980). Особая ценность этой книги заключается в том, что, собрав основной материал из мемуаров Сарьяна и отдельных публикаций его высказываний в прессе, автор имел возможность получить уточнения и дополнительные сведения у самого художника. Так как книга была издана только на армянском языке, то не получила широкого распространения и осмысления. Любопытно вновь перелистать ее и обратиться к некоторым ключевым идеям творчества Сарьяна с позиций нашего времени.

Мировидение художника в основе своей пантеистически-космологическое. В своих размышлениях он проявляется как наблюдатель, очарованный различными проявлениями природы, и как мыслитель, исследующий не имеющие начала и конца процессы Вселенной. «В течение всей моей жизни у меня было такое ощущение, которое можно назвать ощущением космоса, – говорил художник. – Я жил мыслями о космосе». По идее Сарьяна космос является одновременно духовной и физической субстанцией. Бесконечно многоликий и многообразный окружающий мир в своей цельности художник познавал путём интуиции и рассуждения. Постоянным самопроявлением всеобщей космической энергии он считал ее вечное движение. «Весь мир опирается на одну огромную силу. Эта сила единая всеобщность – космическая, во всем и везде… Эта сила есть сущность того, что мы знаем и чего мы не знаем», – говорил художник.

Господствующая везде и во всем сила, которая по мнению художника одновременно духовна и материальна, заряжает и поддерживает в вечном процессе общекосмический механизм. Его существование выражается в постоянном видоизменении и в устойчивой закономерности самопроявления. Каждый раз проявляясь в конкретном явлении природы, сила космоса приобретает бесконечно разные комбинации формы и содержания. В этом суть, по Сарьяну,  «универсально прекрасного». Структура прекрасного, как всеобщего явления, именно в вездесущей закономерности и гармонии космоса, в господствующей в нем диалектике динамики и рациональной стабильности. Симметрия и асимметрия, противопоставление и соединение, пропорция и диспропорция, – эти и подобные закономерности, по которым, как считает Сарьян, космос воплощается в конкретных и видимых формах природы, встречаются также в человеке, как качества его уплотнившейся микрокосмической красоты. Более того, они становятся принципами системы его духовной и физической деятельности. В этом суть пантеистической формулы Сарьяна: «Человек выражается в природе, а природа – в человеке, природа вечна, смерти нет». Осознание бессмертия дарит человеку ощущение счастья, позволяет сознательно наслаждаться жизнью, не предаваясь драматическим переживаниям бренности и ухода из жизни. Среди бесконечного разнообразия живых существ только человек наделён чувствами и разумом. Он должен  оценить по достоинству этот дар природы и мудро организовать своё существование на земле, не нарушая ее внутреннюю и внешнюю гармонию. Как видим, в общей концепции Сарьяна осмысляются как вопросы бытия, так и морально-этические вопросы жизнедеятельности человека. И это ёмкое мировосприятие художник пронёс через весь свой долгий творческий путь, сопровождавшийся резкими перипетиями в сферах истории, политики и эстетики.

Впервые ощущение космоса Сарьян испытал ещё в раннем детстве, когда рос на хуторе отца, Саркиса Сариева, расположенном в приазовских степях, на северо-западе от Ростова-на-Дону. В два-три года мальчик часто убегал в широкое поле, где восторженно наблюдал за цветными насекомыми и бабочками, восхищался красочными цветами, высокой травой, созревшими колосьями пшеницы и высоким беспредельным небом. «Всё это безудержно влекло к себе. Я, очарованный, вошёл в хлебный строй и окунулся в мир, подобный сновидению. Я долго шёл и, уставши, уснул в кустах хлеба, на земле, как на груди своей матери… Быть может именно в это время родился во мне художник. И как сказочен для ребенка мир…»^[1]

Осмысление Вселенной шло параллельно с самосознанием, познанием собственной причастности к силам природы и мироздания. Незабываемые впечатления настраивали внутренние переживания Мартироса на поэтический, эмоциональный, близкий музыкальному лад. Позднее это выразилось в образной системе первого творчески самостоятельного цикла работ акварелью и гуашью под названием «Сказки и сны» (1903-1908). Прилежно отучившись в Московском училище живописи, ваяния и зодчества, Сарьян рано почувствовал необходимость обновления языка живописи. Отказываясь от канонической системы академической школы, молодой художник встал на путь поиска новых форм самовыражения и органически влился в общеевропейский процесс новаторских устремлений конца ХIХ – начала ХХ века. Тенденции модерна и символизма оказались самыми близкими к стремлению художника вырваться из оков предметно-материального мира и погрузиться в мир интуитивно познаваемых ощущений и эмоций. Тем более, что учителя – Валентин Серов и Константин Коровин, поддерживали и поощряли опыты начинающего художника. Важным импульсом поисков новых пластических форм стали поездки в Армению  1902-1903 годов. В красочных уголках Юга, в древней стране предков Сарьян вновь обрел сказочный мир своего детства. «Горные хребты со сверкающими снежными вершинами, скалы, ущелья с бурными реками, уходящие вдаль нагроможденные друг на друга голубые горы… все это было в реальности тем, о чем я мечтал с детства…»^[2]

В прелестной работе «Озеро фей» (1905) из цикла «Сказки и сны» воссоздается таинственный мир переходящих одна в другую нематериальных форм природы, ее трепетное дыхание. Фигурки птиц, газели и двух купающихся фей оживляют пространство условного пейзажа. Их более плотная природа отмечена сочетанием черного и белого цветов. В то же время противопоставление белизны и черных линий валуна в правом углу способствует передаче прозрачности воды и твердости камня. Столь же прозрачны и легки белеющие фигурки сказочных фей. Общий бело-синеватый колорит подсказывает, что вокруг царит ночь. Луна, по словам художника, «близко опускается к поверхности озера, словно наклоняется над ним, чтобы заглянуть, как в зеркало…»^[3]

Расположение птиц передает их движение  в полете, и кажется, слышно их тихое щебетание. Это задает ритмический и звуковой тон композиции и, разливаясь в линиях синих, зеленых, белых, охристых цветовых пятен, рождает музыкальное впечатление, внушая чувство гармонии. Художник вспоминал, что создание этой работы было связано с рассказанной ему кузнецом народной легендой об озере, возникшем из родника, оставленного незаделанным девушкой, поспешившей на встречу с пропавшим братом. Так, мы видим пример того, как в творчестве Сарьяна народный мотив трансформируется в картину символистского толка. Цикл работ под названием «Сказки и сны» Сарьян представил на выставке «Голубая роза» в 1907 году в Москве. В этот период художник не провозглашал и не поддерживал каких-либо манифестов, сторонился теоретических диспутов. Он следовал внутренним устремлениям, выражал свое мировидение, боролся с цветовой гаммой серых тонов, традиционными формами и методами изображения, синтезировал национальную культуру с передовыми тенденциями мировой культуры своей эпохи.

Характерная для символизма тема поцелуя получила свое­образное решение в известной акварели Сарьяна «Любовь. Сказка» (1906). Вертикальные фигуры юноши^[4] и девушки слились в нежном поцелуе. К мягкому силуэту девушки прильнула грациозная газель, поддерживая  мелодичность ее женственности. Можно заметить, что изогнутая линия ее гибкого стана повторяется в плавно соединившихся пальцах рук влюбленных. Струящимся по плечам волнистым линиям их волос ритмически вторят обрамляющие композицию сплетающиеся линии декоративно-орнаментальных листьев и ветвей деревьев. Тонкая ускользающая линия соединения губ юноши и девушки переходит в линию единения их подбородков и разрабатывается в линии горизонта, где смыкаются стихии воды и воздуха, затем в линии, соединяющей сушу и водное пространство. Так возникает музыкальная тема всеобщего вселенского единения в любви и гармонии. Справа вверху можно заметить среди ветвей дерева поющего соловья в золотой клетке. В армянской мифологии – это «тысячеголосый соловей», подобный Жар-птице или Фениксу, пение которого спасает мир от чар злой колдуньи, пробуждает силы природы, утверждает красоту, справедливость, мир. Птица спрятана в золотую клетку, в недоступном месте, достичь ее может лишь отважный герой, пройдя через тяжелые испытания.

Одной из ключевых работ, венчающих «сказочный» период, является известный «Автопортрет» (1909) Сарьяна. В этой работе звучит во всю мощь мажорный аккорд пантеистической темы единения человека и природы, солнца и творца, жизни и бессмертия. «Многими  посетителями выставки^[5] «Автопортрет» был отвергнут, – вспоминает Сарьян. – Оскорбленный мещанин полагал, что художник высмеивает его… Через несколько дней выставку посетил любитель и тонкий ценитель французского искусства С. Щукин… Подойдя к моему успевшему нашуметь «Автопортрету», Сергей Иванович выпрямился, принял  артистическую позу и стал… расхваливать его, говоря: «Работа чудесная. Вы великолепный портретист»… Тут же он попросил меня написать портрет сына».^[6] С. И. Щукин, будучи в то время одним из первых покупателей новой французской живописи, сразу же уловил связь Сарьяна с поисками Ван-Гога и в то же время оценил самобытность творчества художника восточного происхождения. Сам же Сарьян так оценивал творчество великого Мастера: «Ван Гог воплотил вечную, гигантскую самопроявляющуюся динамическую энергию космоса в изображении одной ветки цветущего дерева, стебля травы, дикого полевого цветка… Эти удивительные работы являются выражением именно нормального, ненарушенного состояния души их автора, а не болезненного, иначе они вызывали бы отталкивающие, неприятно возбуждающие… чувства, а не родное, близкое, желанное переживание»^[7].

В следующий период творчества, принятый именовать Восточным (1910-1913), внимание Сарьяна сосредоточилось на выразительных свойствах чистого, несмешанного яркого цвета. «Все вокруг имеет цвет. Под солнечным освещением даже кажущаяся серой поверхность приобретает бесчисленное количество цветовых комбинаций… Цвет должен петь, чтобы выразить живущий в нас смысл жизни… Колоссальное значение имеют два фактора: свет и цвет. Их разумное использование выражает душу формы… Наше творческое воображение воплощается через цвет и форму»^[8] – таковы размышления, которыми руководствовался в своих поисках художник, считавший цвет чудом. Свой красочный мир Сарьян воспроизвел на материале реальных впечатлений от путешествий в страны Среднего Востока. Сюда художник отправился искать свои корни, изучать быт и культуру стран, издревле соседствовавших с Арменией. Здесь его личный интерес совпал с общим для эпохи интересом к древним восточным культурам. Импрессионисты положили начало дематериализации видимых форм окружающего мира. Характерные для Востока традиции обобщенных, сознательно упрощенных до знака форм, пренебрежение к деталям, насыщенные светом чистые тона цвета, ритмические линии, организация условного плоскостного пространства  – все это приобретало силу новаторских творческих принципов, устремленных на выражение невыразимого, чисто духовной сути образов и переживаний. Свое развитие эти принципы получили в искусстве постимпрессионистов, в том числе и Сарьяна. Однако особенность его заключалась в том, что он был сыном Востока,  его мечты были навеяны тоской по родине. «Врожденным инстинктом своей восточной души он сумел слить острый цветовой анализ современной европейской живописи с простыми синтетическими формами восточного искусства, – писал автор первой монографии о Сарьяне, поэт, художественный критик Максимилиан Волошин. – В нем европейские течения обратились к своим истокам, и, естественно, легко получилось нечто самостоятельное, крепкое, органическое»^[9].

Работы константинопольского периода (1910) впервые стали пользоваться серьезным и крупным успехом в художественных кругах. Именно тогда Третьяковская галерея  приобрела у молодого новатора три картины. Собрание Третьяковки до сих пор остается самым большим собранием работ Сарьяна Восточного периода. Здесь же хранится знаменитая «Финиковая пальма» (1911) египетского пеирода – одно из классических творений Сарьяна первого пятилетия 1910-ых годов. Художник не раз отмечал, что природа языка живописи специфична, ее нельзя перевести на словесный язык. «Я не принимаю  литературного сюжета в живописи»^[10], – говорил Мастер. Содержание картины раскрывается в цветовой палитре, яркости тонов, в композиции, чередовании статики и динамики, в ритмических повторах, характере линии. Мощный ствол огромной пальмы образует вертикальную ось симметричной архитектоники, собирая вокруг себя все элементы изображения. Зеленовато-синие и иссиня-черные ветви,  чередуясь по оттенкам в зависимости от солнечного освещения, создают подобие сферического свода. Землисто-песчаный цвет ствола пальмы повторяется в нависших гроздьях фиников и в полуфигуре гордого верблюда, передавая им качества тяжести, плотности. Можно проследить ритмичное круговое движение в расположении свисающих гроздьев фиников, двух сидящих человеческих фигур и бедуина на осле под пальмой, в косой линии асимметричных плоских крыш домиков. Это передает динамический процесс, именуемый бытием, его поэтическое созерцание в неограниченном времени, навевающее мысль о бессмертии – великой идее египетской культуры, созвучной мирофилософии Сарьяна.  В Египте Сарьяна привлекла также нерасторжимая связь между древней культурой и современной жизнью. «При выходе из Булакского музея можно было увидеть тут же на улице людей, которые словно и были теми натурщиками, с которых высекались выставленные в музеях  скульптуры. У них тот же тип лица, жесты, манера  ходить с приподнятыми плечами, как и у древних экспонатов музея… Будто шли они из глубины тысячелетий… И пришли эти люди прямо в сегодня вместе с изумительными памятниками, воздвигнутыми их предками»^[11]. Такую египтянку Сарьян изобразил в картине «Идущая женщина» (1911). Она выполнена по принципу соединения лаконизма ясных простых форм с монументальностью образа.  Синий цвет одежды египтянки в центре композиции, на первом плане, обусловлен тем, что она находится в тени. Такое нетрадиционное соотношение света и тени приводит к тому, что на фоне зеленовато-желтого неба, зеленой широколиственной пальмы, охристо-песчаной пустыни синяя почти треугольная фигура женщины воспринимается особенно контрастно, передается энергетика каждого цвета. В тени не видны детали формы фруктов, сложенных бугром на черном блюде, которое она несет в руке. Их общая форма  попросту напоминает пирамиду, содержащую в себе множество тайн мироздания. Обобщенная картина мира передает именно вселенское, космическое мышление художника, нашедшего в бытовой сценке столь глубокое символическое осмысление.

Однако активный и плодотворный ход развития творчества Сарьяна был резко прерван трагическим известием о геноциде армян в Западной Армении. Свои переживания художник выразил в большом натюрморте, составленном из тех предметов искусства Востока, которые он собирал и хранил в своей московской мастерской как реликвии, привезенные из своих путешествий. По формату работа «Египетские маски» (1915) близка фреске. В напряженном, порывистом ритме составляющих ковровую композицию разбросанных плодах и предметах быта выражается крик души художника. Египетские маски, как свидетели древней цивилизации, оценивают резню армянского народа как общечеловеческую трагедию, как мировую антигуманную катастрофу. Угасшие глаза масок смерти оживают: глаза темноохристой маски справа выражают страх и ужас, глаза черной слева – страдание, трагедию. Однако собранный и уверенный взгляд средней светлой маски умиротворяет мучительные переживания. Она становится выражением непреклонной веры, символом вечности. Для развития и усиления этой идеи художник обращается к символическим элементам армянской архитектуры и хачкаров: это знак вечности, изображенный в виде голубого цветка с вертящимися лепестками на белой вазочке слева от светлой маски, и символ воскрешения в виде орнаментального листа аканта в левом вехнем углу композиции.

Силой своего духа художник, убежденный в гуманистической природе мироздания, утверждал противостояние варварству и бесчеловечности, воспевая победу жизни над смертью. «Искусство должно призывать человека к жизни, к борьбе, вневременными, общечеловеческими мотивами внушать ему веру и надежду, а не подавлять его описанием трагичных сюжетов»^[12], – такое убеждение помогло художнику сохранить духовное здоровье, поддержать свой народ оптимистическими идеями. Многочисленные натюрморты с цветами, созданные в этот период, свидетельствуют о стремлении художника залечить тяжелые раны силой красоты и гармонии. «Восточные цветы» (1916) звучат мощной жизнеутверждающей симфонией ярких красок. Сочетание желтого, зеленого, фиолетового цветов с их более приглушенными тонами внушает космическую жизненную энергию красоты. Мажорный аккорд центрального розового с переливами цветка с темной сердцевиной словно передает живую пульсацию огромного сердца.

Сарьян вспоминал, что в эти дни страданий он всем сердцем породнился со своим народом. «И не было бы меня как художника, как личности, если бы не выросло во мне это чувство родины»^[13]. Тем самым, уже после утверждения советской власти, художник осуществил давно назревшее решение переехать в Армению. И все его дальнейшее творчество было посвящено родной земле.  Как же сложилась судьба художника с ярко выраженным идеалистическим, символистским мышлением в стране тоталитарного искусства? Достаточно противоречиво. В промежутке между созданными государством домом с мастерской (1932) и прижизненным музеем (1967) Сарьян слыл антинародным формалистом, в порыве отчаяния резал свои холсты. Возможной репрессии в 1937 году художник избежал после получения Гран при за панно «Расцвет народного творчества», украсившего павильон выставки советского искусства и техники в Париже. В 1941 году был удостоен Государственной премии за оформление первой национальной оперы «Алмаст» Александра Спендиарова, показанной  во время декады армянского искусства в Москве. При этом историческая тема оперы, тем более ее оформление с изображением древних храмов, с использованием богатого этнографического материала в костюмах, не имели ничего общего с соцреализмом. Сарьян не «отступался от лица», оставался верным своим идеалам. Поэтому его искусство до сих пор живо и вступает в XXI век, получает новое осмысление. Таким написал себя Мастер в 1933 году в «Автопортрете с маской». Изобразив крупным планом свое лицо с прищуренными, словно порицающими глазами, художник поместил рядом египетскую маску, в свое время потрясшую его взглядом из глубины тысячелетий. Истинный художник творит вне времени и вопреки воле правителей.

Одной из ключевых тем творчества Сарьяна советского периода стала тема труда.  Для армян, потерявших родину еще в средневековье, возвращение на историческую землю было веками лелеемой мечтой. И именно труд, мирное созидание смогут возродить вековую землю народа-земледельца. «С незапамятных времен в древней стране Наири наши предки трудились, возделывали землю,  превращая каменные долины в плодородные пашни и сады. Рассекая камень, выращивали лозы винограда»^[14], – говорил Сарьян. В работе «Арагац» (1925) мы видим этот труд на фоне характерного пейзажа Армении, венчающегося фиолетовой при закате четырехглавой вершиной величественной горы. Черные волы медленным шагом возвращаются домой после тяжелого труда под палящим солнцем, за ними идет пахарь с лемехом в руках и напевает свою песню «Оровел». А там, где приложен труд человека, выросли зеленые сады. Но это далеко не простая бытовая сценка, а картина мира, написанная с широким вселенским охватом. Линии и формы гор, а также движение волов выходят далеко за пределы картины и продолжаются во времени и пространстве. Работая с землей,  крестьянин познает ее живую сущность, космическую силу, проявляющуюся в строгой закономерности. Так из семени вырастает росток, поднимается, становится деревом, в положенное время цветет, опыляется, и начинается процесс созревания плодов, в течение которого плоды наливаются соками земли и теплом солнца. Такие плоды Сарьян часто изображал в своих натюрмортах. В работе «Фрукты» (1941) плоскостной, ковровой архитектонике подчинены свободно разложенные плоды. Простые, почти схематичные по форме, они становятся живыми знаками, объединенными энергией созидательного труда человека, силы земли и движения космоса. Такую трансформацию получает пантеистически-космологическая мирофилософия Сарьяна.

И, наконец, самое непосредственное выражение космическая тема получила в последних живописных работах Мастера. В картине «Земля» (1969) изображен в несколько раз уменьшенный земной шар как череда абстрактных узких и широких полос разного цвета. Здесь нет государственных границ, нет развитых и отсталых стран – только море, суша, ледники, горы. Эта работа особенно поразила посетившего Мастера космонавта Алексея Леонова. Он был поражен, как Сарьян мог видеть это: «Мартирос Сергеевич, такой Земля видится только из космоса!»^[15] Своими размышлениями художник делился с Андреем Битовым, посетившим его в тот период: «За мою жизнь Земля уменьшилась в несколько раз. Можно объяснить это переселением или связью, радио там, самолетами, ракетами… Она крохотная, наша Земля. Это же сигнал, ее уменьшение, – его только понять надо».^[16] Сигнал об «уменьшении» Земли Сарьян понимал как необходимость для ее обитателей сплотиться, объединиться в добрых побуждениях ради её сохранения, а значит и продолжения жизни. «Космос – вот будущее человечества. Пространство… (Взмах, взлет, мазок.) Вот назначение человека!»^[17], – говорил художник писателю.

В оставшейся незаконченной работе «Сказка» (1971) перед нами истинно космическое пространство, воссозданное по воображению сочетанием несимметричных плоскостей желтого, голубого, зеленого, темноохристого. Слева вверху силуэт бегущей собаки (художник очень любил собак, верным другом была овчарка Бемби). В центре, на желтом фоне, угадывается профиль человека. Кажется, тело его погружается, возвращаясь в лоно природы, растворяясь в бесконечности. А душа его, словно живое существо или, как объяснял художник, солнце, парит в небе (справа вверху). Круговая линия внизу справа передает спиральное движение: постоянное и вечное…

 

 Софья Сарьян

Главный хранитель фондов Дома-музея
М. Сарьяна

 

¹ Матевосян Вильгельм. Эстетические взгляды Мартироса Сарьяна.

² Там же.

³ Сарьян М.С. Из моей жизни.

⁴ Если возникнет вопрос в связи с длинными волосми, то можно просто обратить внимание на подчеркнутую линию груди девушки.

⁵ Речь идет о выставке салона «Золотое руно» 1909 года.

⁶ Сарьян М.С. Из моей жизни.

⁷ Матевосян Вильгельм. Беседы с Сарьяном (на арм.яз.).

⁸ Матевосян Вильгельм. Эстетические взгляды Мартироса Сарьяна.

⁹ Волошин М.А. М.С. Сарьян// О Сарьяне.

¹⁰ Матевосян Вильгельм. Эстетические взгляды Мартироса Сарьяна.

¹¹ Сарьян М.С. Из моей жизни.

¹² Сарьян об искусстве.

¹³ О Сарьяне.

¹⁴ Матевосян Вильгельм. Эстетические взгляды Мартироса Сарьяна.

¹⁵ Сарьян Р.Л. Искусство быть дедом.

¹⁶ Битов А.Г. Уроки Армении.

¹⁷ Там же.