Число данных Борисом Гребенщиковым (БГ) интервью продолжает расти. Взятые в разные годы профессионалами и блогерами, опубликованные в печати и снятые на видео, они показывают, что интерес публики к тому, что думает и делает мастер, не ослабевает. Но, пожалуй, ещё раньше родилась форма более прямого контакта с любознательной аудиторией в виде вопросов и ответов во время концерта.

Возникнув в конце семидесятых на домашних выступлениях, названных впоследствии квартирниками, эта замечательная традиция продолжается. Практически на каждом концерте сегодня есть место для ответов на записки из зала. Сам БГ не раз признавался в своём желании таким образом воссоздать тёплую атмосферу общения, свойственную домашним концертам.

Но что делать, когда под влиянием нынешних непростых обстоятельств выступления раз за разом переносятся, а зрителям и музыкантам, оказавшимся в изоляции, остается лишь интернет? Кто-то осваивает новый формат онлайн концертов, кто-то же, как БГ, сам записывает целый цикл видео, тут же выкладывая его в сеть.

 

И, как ни странно, при всей непохожести ситуации это чем-то напоминает квартирник. Да, «у каждого есть свой город и дом, — как поётся в старой аквариумской песне, — и мы пойманы в этой сети», но целый мир, благодаря такой связи, становится для нас общим домом.

А если это квартирник, найдется время и для вопросов. На них БГ отвечал, будучи в Лондоне в период изоляции весной и летом прошлого года, работая над новыми песнями и картинами. Вопросы, ответы на которые предлагаются вашему вниманию, были выбраны как наиболее созвучные теме творчества БГ и группы «Аквариум» и нашедшие у адресата живой отклик и интерес, чтобы наиболее полно на них ответить.

— Андрей Адвайтов

 

 

Андрей Суротдинов как-то сказал, что игра в Аквариуме — это хорошая прочистка мозгов для музыканта, и что такое соседство со словом — очень интересный опыт. А другие музыканты интересуются содержанием песен? Вы им объясняете что-то?

Ни разу никто не спрашивал; но когда я по своей инициативе что-то показываю, люди иногда удивляются, чем радуют меня. В 70е-80е годы казалось, что у нас в Аквариуме общая культурная База и мы отлично понимаем друг друга; и часто в песни попадали внутренние шутки, которые сложно понять тем, кто не с нами. С течением времени состав группы менялся, а я все пребываю в старой розовой иллюзии, что мы понимаем друг друга без объяснений. Но проводить в коллективе лекторий «о чем наши песни» было бы тоже как-то нелепо.

Впрочем, однажды я провёл эксперимент и спросил у компании друзей группы «о чем песня «Нога Судьбы»?». Ответ меня поразил. Выяснилось, что никому из них и в голову не приходило, что там рассказана очень внятная и логически связная история; более того, один человек сказал мне, что не знал, что там вообще что-то сказано. Я до сих пор нахожусь в шоке от этого. И должен заверить всех, что в каждой песне есть Содержание, логически точное и по которому легко восстановить историю, рассказанную в песне. Ни одно слово не является случайным.

Впрочем, это моя точка зрения. Все остальные в равной степени имеют право на существование.

Почему в своё время не были оформлены в альбом записи, ставшие бутлегом «Скоро кончится век»? Они ведь были качественнее, чем «Все братья-сёстры»?

В них был совсем не тот дух: это же слышно! Там было слишком много зажатости от «настоящей студии» — часто встречаемая болезнь. Мало кому удаётся быстро научиться брать штурвал на себя: поэтому большая часть артистов недовольна своими студийными записями.

А названия бутлегов «Рыбный завтрак», «Сроки и цены», «Арокс и Штер» даны вами?

Упаси Господи. Они безвкусны. Кроме «Арокс и Штёр» — это наше. По строчке из Треугольника.

У Майка есть строчка: «В мире нет ничего интересней, чем сплетни про меня». А какая была самая интересная сплетня про вас?

Я бы с удовольствием услышал хоть одну сплетню именно про себя; дело в том, что все, что мне приходилось слышать — это сплетни про фантазм — порождение массового сознания — под названием БГ; ничего плохого в этих придумках нет, только вот этому фантазму приписывают те пороки и грехи, о которых мечтает массовое сознание; им в голову не приходит, что у меня может быть другая система ценностей, другие удовольствия, и то, что приписывают этому выдуманному ими БГ, мне просто неинтересно.

На альбомах «Молитва и Пост» и «Пески Петербурга»  отсутствуют одноименные композиции. Это случайно вышло или специально — тогда зачем?

А почему у всего должно быть зачем? Есть интуиция, вне-логическое постижение мира, и поэты, как правило, исходят именно из неё. По мне, так это красиво — альбом, и песня того же названия вне этого альбома. Это своеобразный литературный приём. И — как таковой — он действует особым образом, создаёт более широкую картину, организует перспективу.

В связи с записью «Равноденствия» вы сказали, что шантажировали «Мелодию» через Министерство Культуры. Чем угрожали, не помните?

В 87м году на концерт Аквариума с симфоническим оркестром в «Октябрьском» к нам в гримерку зашёл  начальник комитета по культуре А.Т. и спросил, не нужно ли нам чего. Мы тогда как раз лишились студии Тропилло, и я сказал, что нам негде записываться. Он — благословенна будь его душа! — оказался достойным человеком и как-то намекнул «Мелодии», что хорошо бы нас записать. Так случился альбом «Равноденствие».

Почему слово «Хой» используется только на альбоме Табу? Какое его истинное значение и связано ли оно с панк-роком?

У каждого свои ассоциации с каждым словом; с этим — в том числе. Никак не связано — для меня; для кого-то очень даже связано. Но смешно то, что во всем мире панк — это здоровая реакция на неестественность коммерческого отношения к миру и полная взаимопомощь и поддержка, у нас — понты.

Это правда, что Боуи так и не слышал Radio Silence?

Не знаю, мы после встречи перед записью больше не виделись.

На альбоме «Пески Петербурга» вы благодарите неизвестную крестьянку из Ладага (Тибет). За что, интересно?

За любовь к нашей музыке, конечно. Она подобрала нас на горной гималайской  тропе, когда мы лежали там совсем без сил, узнала по фото на «Треугольнике», привела в пещеру, отпоила нас крепким чаем с молоком яка и ледяным шампанским и указала путь к совершенству.

Что такое Скипси Драг?

Пусть каждый чувствует эти слова по-своему. Хочу только сказать, что с химическим изменением сознания это никак не связано. Это про любовь.

Довольны ли вы качеством звука альбомов, записанных А. Тропилло? И как относитесь к ремастерингу?

Очень доволен. Андрей идеально нас записал. К ремастерингу отношусь с недоверием, он обычно хуже оригинала. Ремастеринг (и ремикс) альбомов The Beatles — лучший тому пример: звук ярче, а изначальная магия потеряна.

Расскажите, если можно, о песне «С мерцающей звезды». Как была забыта и воскресла? И почему стала «Иерофантом»?

А что именно рассказывать? Был прекрасный стих Джорджа, в котором я услышал мелодию; услышал, спел — а много лет спустя услышал неожиданное развитие темы в последних строчках; и тогда мы ее записали, и запись, на мой взгляд, удалась. Алексей Павлович там играет одно из лучших своих записанных соло. А название появилось само по себе, чудом.

Как выбирается студия за рубежом? Чем они отличаются, и работали ли ещё в The Church Studio после записи англоязычных альбомов?

Студия не выбирается, она появляется в нужный момент. За последние тридцать с небольшим лет мне довелось записывать музыку в разных студиях; в Петербурге — на Пушкинской; вне Петербурга — в Нью-Йорке, Париже, а в основном — в Лондоне. Много лет мы работали в Livingston, потом в SNAP; а заодно ещё в десятке других. У всех свои особенности; все хороши по-своему. Важны не студии, а люди. В 1999м в Church Studios по любезному приглашению Дэйва Стюарта был дописан и сведён  альбом «Пси».

Вы помните, как и почему  решили записать для американского проекта совсем не ту музыку, которую от вас ждали организаторы?

Я не умею писать на заказ: я пишу и пою то, что должно быть сейчас написано и спето: и всегда честно всех об этом предупреждаю.

Когда Д. Стингрей сообщила о планах Д. Боуи сыграть вас в собственном фильме, как это было? И что вы ответили?

Я не помню такого эпизода, и это маловероятно — он все-таки немного старше меня.

Вы часто говорите о «здесь и сейчас», но поёте песни, обращающие слушателя ассоциативно к прошлым переживаниям. Нет ли в этом противоречия?

Это можно сравнить с дровами: деревья, из которых получились дрова, выросли в другом месте и в другое время, а горят они, согревая нас, здесь и сейчас.

На «Библиотеке Вавилона», песня «Встань у реки». Чей там саксофон? Ни на диске, ни на сайте, ни в Википедии нет информации.

Это играл прекрасный и горячо любимый Лёша Рахов.

Какой клип «Аквариума» самый удачный, по вашему мнению?

Первыми приходят в голову «Пьяный Матрос» и «Девушка с Веслом» — но у меня специфический вкус; и ещё “Не Стой на Пути“ (если бы ещё найти где-нибудь ее целый вариант). Но настоящего клипа Аквариума ещё нет.

У Джорджа есть стихи под названием «Поэзия» и «Финская баня». Затем у «Аквариума» появились «Предчувствие гражданской войны» и «Поэзия» на эти стихи соответственно. Почему поменяли названия, и кто так решил?

Как-то получилось само собой. Точных причин сейчас не вспомнить. А отвечаю за это я.

Что более мучительно — завершить песню на бумаге или записать её в студии?

Это не мучительно; и то и другое может быть очень трудоемко и очень выматывать, но творчество — самое большое счастье в жизни.

Как по-вашему, «Русский альбом» имеет отношение к дарк-фолку? Повлиял ли тогда на вас David Tibet?

Совсем не имеет, и Дэвид Тибет был мне неизвестен, и я до сих пор его практически не слушаю; как-то он пока меня не увлёк.

Вы сказали недавно, что сделали сто переводов своих текстов на английский, а ранее заявляли, что сказанное на одном языке на другой не переводится. Нет ли здесь противоречия?

Когда меня просят перевести песню, я ее (за невозможностью перевести) просто пишу заново на английском, пытаясь передать изначальную магию.

Как-то вы сказали, что на Radio Silence высказали прямо то, что раньше «не находило выхода».  Это с особенностями языка связано, или причина иная?

Не знаю; то, что я чувствовал тогда, нашло выражение в песнях, написанных на английском. Так должно было быть.

Расскажите о посиделках с музыкантами UB-40 в Ленинграде. Будет ли выпуск «Аэростата» об этой группе?

Посиделок было несколько, все очень смешные. На передачу пока моей любви к ним не наберется.

Про общение с Д. Харрисоном вы рассказывали, что «как-то зарубились по поводу и Хари Кришны, и по поводу всего». Расскажите подробнее, пожалуйста. Вспоминал ли он о Битлз?

Мы говорили о Бриндаване и вообще о том, как мы воспринимаем Индию, и он был исполнен искренней любви к этому миру. Ещё говорили об альбоме Traveling Wilburys, который они в это время доделывали в домашней студии Джорджа — Friars Park. Мне выпала тогда редкая удача — услышать этот альбом без обработки и наложений, и это было очень сильно: ударная машинка, пять гитар и пять голосов; я сказал Джорджу, что, на мой взгляд, такая простота и сила — это музыка будущего; он очень смеялся  и потом прислал мне вышедший альбом с автографом, что-то про музыку будущего. Он всегда производил на меня впечатление человека больше-чем-жизнь, побывавшего в таких мирах, о которых мы никогда и не узнаем. А про Битлз при нем никто и никогда не говорил, этой темы касаться было просто не принято.

Вы писали, что в работе над Radio London помогал В. Гаккель. Почему же его нет на записи?

Он приехал ко мне в гости в Лондон, чтобы писать песни. Мы честно пытались играть, но у нас не получилось, и сотрудничество прекратилось.

В «Кратком отчёте» вы пишете, что «Русский альбом» — «типично русский взгляд — на церковь сквозь бутылку водки». Это как у Высоцкого — ничего не свято, или другое?

Наоборот, все ещё более свято: а умелые средства применяются, чтобы расшевелить и открыть людей, обычно  не склонных выражать свои чувства (см. рассказ Лескова «Чертогон»).

Страшно ли двигаться дальше?   

Оставаться на месте и загнить — много страшнее.

В интервью, данном Дж. Стингрей в 80-е, вы говорили: «Как бы то ни было, о политике мы петь не будем — чем меньше ты о ней думаешь, тем меньше она тебя касается. Я хочу, чтобы молодые люди жили вне всего этого.» Как изменились ваши взгляды на этот счёт?

Политика не является чем-то, что меня интересует. Она всегда и везде одинакова. Любая система заботится о своём выживании. Но делать вид, что «это нас никак не касается», тоже глупо, потому что система очень хорошо умеет подминать под себя и использовать людей, исповедующих эту точку зрения. А что дальше — каждый должен решать сам.

А Майк пел вам свои вещи на английском? Были записи?

Я не помню, чтобы он писал песни на английском. Я их не помню — ни единой. Может быть, к 77му он перестал их петь.

Почему нет до сих пор целой передачи, посвященной Капитану?

Он в жизни был во много больше и светлее, чем в записанной им музыке.

Вы писали песни ещё для кого-то, кроме Дж. Стингрей? Для кого бы хотелось сочинить сейчас?

Джоанна была исключением. Никогда ни для кого не писал.

Что на новом альбоме есть такого, что нельзя было решить силами Тимофеева, Титова, Зубарева и Суротдинова?

На новом альбоме — по мере сил — участвуют почти (из-за карантина) все вышеперечисленные; но иногда я действительно стараюсь вылезть из кожи вон и записать песню с каким-то уникальным музыкантом: навести мосты со всем миром музыки и записать так, как мы сами играть ещё не умеем, чтобы впоследствии научиться этому. Мне кажется, что всегда важно довести песню до самого высокого уровня. Пройдёт время, нас не будет, а она останется.

Какими словами вы бы выразили восторг по поводу появления на свет новой песни?

Невыразимо.

Музыкант, артист, выходя на сцену, внутренне меняется — входит в образ. Как вы себя ощущаете на публике? Чувствуете ли в себе перемену?

На сцене я настоящий; делаю то, зачем я здесь. В жизни я играю бытовые роли.

Кажется, год назад на Гоа вы обещали сделать передачу о Викторе Цое. Забыли?

Не знаю, возможно ли писать хорошие радиопередачи о своих друзьях. У меня пока не получается.

Одно время в «Аквариуме» не было гитариста. Затем вы хотели обойтись без баса. «Архангельск» думали записать без барабанов. Что дальше, а капелла?

Не совсем так. На каждом альбоме мы ищем звук, которого требуют новые песни и новое время. Нельзя сегодняшние песни играть по-вчерашнему.

Вы назвали песню «Как движется лед» апокалиптичной. Почему?

Потому что там явно описано приближение конца света, во всяком случае в каком-то смысле этого слова. И как мы его блестяще не хотим замечать.

 

Андрей Адвайтов, Белгород

«Ленинградский рок, Аквариум в частности, давно мной любим и продолжает таковым оставаться. Информации все больше, интересно погружаться в детали, обнаруживать связи, взаимные влияния, распутывать истории, воссоздавать достоверную картину характеров и событий. Этому отдаю немалую часть времени. К тому же весьма стимулирует возможность, преодолевая пояса и расстояния, непосредственно обратиться к очевидцам событий. Меня скорее занимают обстоятельства, связанные с произведениями, нежели толкование образов их содержимого. Отсылки и связи с источником, личная драма автора и т.д.
Составляя вопросы, я старался коснуться именно этой стороны – самого процесса, фактографии.»