昨夜雨疏风骤，

浓睡不消残酒，

试问卷帘人，

却道海棠依旧。

知否，知否，

应是绿肥红瘦。

( 李清照 .
昨夜雨疏风骤》)

 

Ночь сегодня ненастной была,

Дождь и ветер стучали в окно.

И под шум их я крепко спала,

Только хмель не прошел все равно.

 

Слышу чьи-то шаги. Шорох штор —

И ударил в глаза яркий свет.

Я спросила: «С бегонией что?

Или за ночь осыпался цвет?

 

Неужели она —

Как была,

Неужели

Не отцвела?..

 

Нет. Но красного меньше на ней,

Оттого она зеленей».

 

Ли Цинчжао, «Ночь сегодня ненастной была»

 

少年不识愁滋味，

爱上层楼。

爱上层楼。

为赋新词强说愁。
而今识尽愁滋味，

欲说还休。

欲说还休。

却道天凉好个秋。

 

В годы юные, помнится, было мне жаль,

Что в стихе моем скорбь и печаль не звучали.

 

Затворялся я в башне,

Чтоб вызвать печаль,

Я на башню всходил,

Чтобы петь о печали.

 

А теперь,

Чашу горечи выпив до дна,

Рассказать я о скорби хочу,

И… молчу.

О печали поведать хочу,

А шепчу:

«Хороша ты, осенней поры тишина!»

 

Синь Цицзи, «Пишу на стене по дороге в Бошань»

 

 

Академик В.В. Струве в своем Предисловии к сборнику «Китайская классическая поэзия» дал высокую оценку переводческой деятельности Александра Гитовича: «Благодаря поистине вдохновенной, многолетней работе чудесные творения великих Ли Бо, Ду Фу и Ван Вэя, составляющие национальную гордость китайского народа, стали родными и близкими широким кругам российских читателей, прочно вошли в фонд русской поэзии. Его титанический труд поможет понять и оценить великий вклад Китая в сокровищницу человеческой культуры». Эти слова благодарности вполне можно отнести и к переводческой деятельности Михаила Ивановича Басманова. Поистине титанический труд переводчика делает возможным каждому народу поделиться своими художественными достижениями, сделать свои духовные богатства достоянием других.

В одном из своих стихотворений поэт, переводчик Александр Ильич Гитович пишет:

 

Верю я, что оценят потомки

Строки ночью написанных книг, —

Нет, чужая душа не потемки,

Если светится мысли ночник.

 

И, подвластные вечному чувству,

Донесутся из мрака времен

Трепет совести, тщетность искусства

И подавленной гордости стон.

Эта тема получает дальнейшее развитие в другом стихотворении А.Гитовича «О переводах» с эпиграфом к нему А.Тарковского:

 

                        Для чего же лучшие годы

                        Продал я за чужие слова?

                        Ах, восточные переводы,

                        Как болит от вас голова.

                         (А.Тарковский)

 

Уж если говорить о переводах,

Которым отдал я немало лет,

То это труд, как всякий труд — не отдых

Но я об этом не жалею, нет.

 

Он был моей свободою и волей,

Моею добровольною тюрьмой,

Моим блаженством и моею болью,

Сердечной болью, а не головной.

 

Пытаясь современными словами

Перевести китайский древний стих,

Я как бы видел древними глазами

Тревогу современников моих.

 

И так я сжился с опытом столетий,

Что, глядя на почтенных стариков,

Невольно думалось: ведь это дети,

Я старше их на несколько веков.

 

Китайская поэзия действительно занимает достойное место в русской литературе благодаря самоотверженному труду исследователей и переводчиков России. Не только профессионализм специалистов, но и их нравственные качества в немалой степени служили своеобразным гарантом того, что духовное богатство китайского народа стало частью российской культуры. Этим объясняется мое желание внести имя переводчика в заголовок статьи. Благодаря его благородному труду ещё одна страничка китайской классической поэзии открылась российскому читателю, что позволяет нам услышать сквозь призму личной судьбы двух поэтов тревожный голос прошедших времен.

Безусловно, высокий профессионализм исключительно важен в любой сфере деятельности, он приводит к более глубинному прочтению текста оригинала, открывает философские, религиозные, исторические нюансы, которые скрыты, не лежат на поверхности. Но проникнуть в душевное состояние автора поэтического произведения и взволновать читателя, вызвать у него сопереживание во многом зависит от индивидуальности переводчика, его духовного и душевного мира.

Михаил Иванович Басманов (1918-2006 гг.), в чьих переводах особенно искренне звучит тема вой­ны, cуровых испытаний, сам прошел тяжкий путь Великой Отечественной войны от ее начала и до конца. Его личное благородство, высокие душевные качества мы ощущаем в переводах философской поэзии, целомудренной любовной лирики, темы мужской дружбы. Блестящим примером тому могут служить классические стихи китайской поэтессы Ли Цинчжао (1081-1145 гг.) и Синь Цицзи (1140-1207 гг.) в его переводах. Владение китайским языком, знание истории страны, культуры народа позволили переводчику проникнуть в духовный мир нации, в душевное состояние народа. Поэзия для М.Басманова была призванием, его видение мира нашло отражение в стихах, которые он писал на русском яыке. Но каким же сложным и долгим был его путь к китайской поэзии! Не только знание правил средневековой поэтики, высокий уровень поэтического мастерства, но и жизненный путь М.Басманова помогают нам приоткрыть секрет его творческих достижений, позволивших сделать достоянием русской культуры удивительные стихи Ли Цинчжао и Синь Цицзи.

Суровые, порой трагические испытания пришлось пройти Михаилу Ивановичу Басманову. Жестокие репрессии в стране, которые привели его родителей на Горный Алтай, позже — в Петропавловск-Забайкальский (место ссылки декабристов), эпидемии, унесшие жизнь близких людей, осиротили мальчика. После окончания школы он приехал в Ленинград. Беглый перечень событий последующей жизни М.Басманова рисует картину становления гражданина, воина, патриота, поэ­та. Педагогические курсы он окончил в Петрозаводске в самый канун Великой Отечественной вой­ны. Сразу же после получения диплома в июне 1941 пришла повестка из военкомата. Связистом прошел по трудным военным дорогам. После демобилизации сразу же приступил к работе в школе в качестве преподавателя русского языка и литературы. В 1946 году М.Басманов был направлен в Высшую дипломатическую школу на китайское отделение, после завершения учебы ему предстояла командировка в Китай. Более десяти лет находясь на дипломатической службе в КНР, он находил время для чтения и перевода древней китайской поэзии. Его отличает исключительная требовательность к себе на разных участках государственной и общественной деятельности. О глубоком профессионализме и художественном даровании говорит и выбор поэтического материала для перевода. Из богатейшего литературного наследия Китая он выбирает творчество поэтессы ХII века Ли Цинчжао и поэта Синь Цицзи; их творчество, можно сказать, завершает собой блестящую страницу китайской классической поэзии средних веков. В последующие столетия вплоть до начала ХХ века, по словам Вэнь Идо, не наблюдалось столь высокого всплеска поэтического творчества. Поэтическое наследие Ли Цинчжао так оценивал сам М.И. Басманов: «Не только китайская, но и мировая поэзия древних и средних веков после «сладкозвучной Сафо» не знала, пожалуй, женских имен, которые можно было бы поставить в один ряд с именем Ли Цинчжао, целомудренной и возвышенной в своей любви к природе и людям». Жизнь и творчество Синь Цицзи, поэта, воина и государственного деятеля, были особенно близки и дороги М.Басманову, он приводит слова его современника — поэта Сунской эпохи Лю Кэчжуана (1187-1269 гг.) о том, что стихи Синь Цицзи звучат «то громко, как гром барабана, то тихо, как звон колокольчика; они в силах оглушить всю вселенную и заполнить собою вечность».

 

В огромном поэтическом наследии Китая достойное место занимает «женская» лирическая поэзия. И хотя немало исследователей пишут о бесправном положении женщины в древнем китайском обществе, что на различных этапах его развития соответствовало конфуцианским представлениям о семье, но уже само существование в китайской поэзии огромного количества разно­образных произведений авторов-женщин дает основание предположить, что лирика не ограничивалась только изображением тягот женской доли. Истоки женской поэзии лежат в «Шицзине» — древнейшем поэтическом памятнике. Однако при всем разнообразии лирических песен «Шицзина» можно сказать, что женщина предстает перед нами равноправным человеком, наделенным не только физической красотой, но и высокими нравственными достоинствами. Имена представительниц «женской» поэзии внесены в литературные справочники, исторические анналы. Поэтическое творчество китайских поэтесс, конечно же, заслуживает специального исследования разных сторон их творчества. Но на этой страничке, одной из ярких в китайской классической поэзии, мы предоставим слово Ли Цинчжао. Жизнь поэтессы приходится на период династии Сун (960-1279 гг.), оставившей глубокий след в истории, философии, литературе, живописи, каллиграфии… Блестящая плеяда живописцев, каллиграфов, поэтов, драматургов принадлежит этому периоду китайской истории. Творчеством Фань Чэн-да, Лу Ю и Синь Цицзи завершается продолжавшийся около двух столетий «золотой век» сунской поэзии. Поэзия их младших современников и преемников далеко уступает творениям корифеев. После мощного творческого взлета начинается длительный спад, последние десятилетия существования сунского государства можно назвать эпохой второстепенных поэтов.

И в следующие столетия поэтическое творчество продолжалось, использовались традиционные мотивы, образы, правила стихосложения, но этого оказалось недостаточно для появления шедевров, которыми изобиловала поэзия предшествующих эпох. По мнению исследователя литературного наследия, ученого, поэта Вэнь Идо (1899–1946 гг.) своеобразный спад национальной поэзии был обусловлен историческими процессами, связанными с длительным завоеванием Китая кочевыми племенами киданей, чжурчжэней, монголов. Положение страны, жизнь народа в порабощенной стране не способствовали творческому вдохновению. Интеллектуальная жизнь китайцев сводилась к составлению энциклопедий, литературных справочников, указателей, словарей, подводивших итоги достижений прошлого. Вэнь Идо обращает внимание и на примеры в мировой литературе, когда в качестве импульса к новой волне художественного развития необходим был «глоток свежего воздуха». Китай тоже знал такого рода явления. Например, в VI веке эту роль успешно выполнил буддизм, пришедший из Индии, буддийская философия дала мощный импульс для развития духовной китайской культуры.

В сунскую эпоху (Х-ХII вв.) огромное развитие в Китае получила городская культура: ремесла, торговля, театральное искусство, живопись, музыка. Многие виды искусства были востребованы новым зрителем в лице ремесленников, купцов, монахов, составляющих основное население городов. Овладеть мастерством живописи, каллиграфии, сложными законами стихосложения могли только те, кто имел возможность посвятить художественному творчеству длительное время. Это занятие было уделом привилегированных сословий в предшествующие эпохи. Жители растущих городов, занимающиеся ремеслами, торговлей, другими видами деятельности, не могли уделять время литературе или театру. Духовный запрос, отдых, развлечения этой категории населения выполняли другие мастера своего дела: драматурги, актеры, сказители…

Демократизация отдельных видов искусства была своеобразным откликом на духовные запросы города. И если в предшествующие исторические периоды искусство создавалось представителями дворянского сословия и предназначалось в основном этой же категории общества, то в Х-XII веках четко наметились иные параметры. Театрализованные представления на открытых площадках, искусство народных сказителей на рыночных площадях, у храмов обретали многочисленных поклонников; авторы драматических произведений, повестей — хуабэнь, учитывая характер новой зрительской аудитории, отражали её интересы и духовные запросы. Поэзия также испытала существенные изменения не только в содержании, но и форме. Если до десятого века в поэзии преобладали строгие классические законы версификации, то в эпоху сунской династии появился новый жанр «цы», истоки которого находятся в песенном творчестве. Первоначально стихи-цы сочинялись на определенную популярную мелодию, что способствовало широкому распространению поэзии среди городских и деревенских жителей. Позже песни-цы утратили музыкальную основу, превратились в новый поэтический жанр со своими правилами стихосложения. Жанр цы не требовал соблюдать строгий размер строки, рифмы, количество строк в стихотворении, позволяя автору более свободно выразить свою мысль, передать настроение. В предшествующий период, особенно в Золотой век китайской поэзии династии Тан (618-906 гг.), не только автору, но и читателю необходимо было знать законы стихосложения и владеть ими. Строгий размер стихотворной строки, рифма, музыкальный рисунок, создаваемый фонетической особенностью китайского языка, все эти правила, разработанные в VI веке (Юй Синь, 513-581 гг.), в танскую эпоху были возведены в ранг закона. Классические жанры «цзюэцзюй» — «оборванные строки» (четверостишия) и «Люйши» (восьмистишия) до наших дней являются едва ли не главными в творчестве китайских поэтов. Четырехтональная система китайского языка нашла отражение в фонетическом звучании стиха, чередования ровного и модулирующих тонов создают определенный мелодический рисунок, своеобразное «музыкальное» звучание стиха. Художественная практика вызвала к жизни создание многочисленных специализированных словарей рифм, которые и по сей день используются китайскими поэтами. Размер в пять или семь слов-слогов в строке создавал дополнительную графическую стройность поэтического текста, которая, к сожалению, исчезает при переводе из-за существенных различий китайской и европейской письменности. Классический жанр продолжает существовать и в последующие столетия вплоть до наших дней.

 

В поэтическом наследии Ли Цинчжао (1084-1151 гг.) достойное место занимают стихи в жанре «цы», в них особенно ярко раскрылось дарование поэтессы. Стихи-цы Ли Цинчжао, написанные на известные мелодии, пользовались огромной популярностью. Мотив юности, душевных лирических переживаний, встреч и расставаний с любимым, прогулок на природе, философская тема быстротечности времени, увядания женской красоты звучат в поэзии Ли Цинчжао. В её лирике не только легкость и изысканность формы, но и глубокое знание фольклорного творчества и традиционного классического искусства. Ли Цинчжао родилась на северо-востоке страны, в провинции Шаньдун, в семье знатного сановника, знатока традиционного искусства, известного поэта. Художественным дарованием обладала и мать Ли Цинчжао, занимавшаяся воспитанием и образованием дочери. Девочка жила в атмосфере поклонения древней поэзии, среди людей, связанных с литературой и искусством, она с юных лет участвовала в поэтических состязаниях-турнирах, экспромтом могла сочинять стихи на заданные темы.

Одним из сильных увлечений Ли Цинчжао было коллекционирование книг, картин, произведений прикладного искусства. Эта увлеченность явно находит отражение и в художественной образности, и в изысканности поэтической формы. Как заметил М.И. Басманов, она, словно мастер по камню или живописец, оттачивала форму стихотворения. Безоблачная юность поэтессы в кругу родных и друзей ощущается в её ранней лирике, мотив грусти и огорчений навеян, пожалуй, только разлукой с мужем, связанной с его служебными поездками. Их связывали не только супружеские чувства, он был прекрасным поэтом, художником-гравером, разделявшим её увлеченность коллекционированием живописных свитков, каллиграфии, изделий из камня, старинных книг. Жизнерадостным и восторженным восприятием окружающего мира наполнены стихи поэтессы в первой половине её жизни. Они звучат как гимн радости.

 

Вижу снова простор голубой,

Над беседкою тихий закат.

Мы совсем захмелели с тобой,

Мы забыли дорогу назад.

 

Было счастье — и кончилось вдруг!..

В путь обратный пора нам грести,

Только лотос разросся вокруг,

Всюду лотос на нашем пути.

 

Мы на весла

Дружней налегли,

Мы гребем,

Выбиваясь из сил.

 

…И в смятении чайки вдали

Улетают с песчаной косы.

 

        «Вижу снова простор голубой»

 

Вторая половина жизни и творчества Ли Цинчжао отмечена печатью глубоких раздумий над переменами в стране, связанными с нашествием в начале XII века воинственных кочевых племен чжурчжэней. Пала столица. В плену оказался император. Ли Цинчжао разделила горькую участь своих соотечественников. Семья вынуждена была покинуть родные места.

Местом их пребывания стали земли к югу от Янцзы, куда бежало правительство с оккупированных врагом северных территорий страны. С этим периодом у поэтессы связаны и личные трагедии: потеря семьи, гибель любимого мужа. Начались скитания, одиночество, тоска по родному дому. Все это отразилось в её поэзии, которую можно назвать автобиографичной. Лирика Ли Цинчжао отличается достоверностью, все, о чем говорится в её стихах, основано на действительно пережитом.

Отныне скорбь и печаль пронизывают её стихи, окрашенные в цвета осени. Поэтические строки раскрывают перед нами образ женщины, наделенной высокими нравственными качествами, умеющей стойко переносить невзгоды, «способной беззаветно любить и возвышенно страдать» (М.Басманов). В поэтическом творчестве романтическую приподнятость раннего творчества сменили ноты отчаяния, боль утраты родных и близких, обида за страну, брошенную правящими кругами на произвол судьбы. Но по-прежнему и в этот период на её поэзии лежит печать неподдельной искренности.

 

Слабый луч. Ветерок несмелый,

То вступает весна на порог.

Я весеннее платье надела,

На душе ни забот, ни тревог.

 

Я с постели только что встала.

Охватил меня холодок.

В волосах запутался алый

Мэйхуа опавший цветок.

 

Где ты, край, мне навеки милый?..

Нам в разлуке жить суждено.

Нет, забыть я тебя не в силах,

Не поможет тут и вино!

 

Свет курильницы тускло мерцает,

Словно омут, манит постель…

Догорает свеча и тает,

Но ещё не проходит хмель.

 

Даже в сложные моменты жизни Ли Цинчжао остается прекрасной, хрупкой и изящной, и это очень важно. Она одновременно является сильной и слабой личностью, и этот фактор только доказывает ее уникальность, потому что поведать другим свою сложившуюся судьбу очень сложно. Несмотря на это, она все равно находит в себе силы, чтобы идти дальше.

 

Лежу одна, печальная в постели,

До третьей стражи — дождик за стеной.

За каплей капля

Проникает в душу,

За каплей капля

Проникает в душу.

Мне больше не по силам

Шум их слушать

И ночь в разлуке

Коротать одной.

 

Как справедливо замечает М.И.Басманов, «музе Ли Цинчжао не были присущи гражданский пафос и полемический пыл поэтов южно-сунского Китая, как Синь Цицзи и Лу Ю. Свой протест против преступной деятельности и раболепия правящей верхушки Южно-сунской династии, когда враг занес над страною меч, она выражала по-своему, наиболее для нее доступными средствами. И, возможно, не менее действенными. Скорбя и страдая, поэтесса рисовала картины былого могущества и процветания своей страны, пробуждая в сердцах соотечественников патриотические чувства. Как молчаливый укор тем, кто забыл о неисполненном долге перед родиной, звучат слова стихотворения «Расплавленное золото заката…». Поэтесса отворачивается от бездумных повес и гуляк, пришедших пригласить её на увеселительную прогулку»:

 

Расплавленное золото заката

И яшма лучезарных облаков…

Не вместе ты со мною, как когда-то,

Ты в этот вечер где-то далеко.

……….

Друзья по песням и вину гурьбою

Пришли за мной. Коляска ждет давно.

Хочу я быть

Наедине с собою,

Мне не нужны

Ни песни, ни вино.

 

А в мыслях —процветающий Чжунчжоу,

Чреда ничем не омраченных дней.

Мне Праздники весны под отчим кровом

С годами все дороже, все родней.

……

Но все прошло. И вот краса увяла,

От бури жизни — иней на висках.

И не манит уж больше, как бывало,

В ночных прогулках радости искать.

 

Мне лучше в стороне,

Вдали от всех,

За занавеской слышать

Чей-то смех!

 

В поэтическом наследии Ли Цинчжао есть стихи, раскрывающие ее отношение к творческому процессу, высокую требовательность к работе над словом, которое она шлифует, словно драгоценный камень… В одном из стихотворений, написанном в последние годы жизни и как бы подводящем итоги творческого пути, звучит неудовлетворенность:

……..

Сон необычный мне снился,

Будто бы в небо я взмыла,

Голос из бездны небесной

Вдруг обратился ко мне.

Ласково и с участьем

Небо меня спросило,

Путь свой куда направляю

В этой земной стороне.

 

Горькое Небу признанье

Было моим ответом:

«Солнце клонится к закату,

Путь же, как прежде, далек.

Вся моя жизнь — постиженье

Трудного дела поэта,

Но совершенных так мало

Мною написано строк!..

 

«Там, где слились воедино …»

 

В стихотворении «В маленький терем проникла…» она продолжает тему трудного ремесла поэта, постоянное стремление найти единственное слово, чтобы передать лепет дождя, порыв ветра, лунное сияние, догорающую свечу, аромат цветущего сада. «Едва уловим запах редких цветов, Чтобы их описать, Где найду я слова. Как отрадны для взора они»;

Только поэтическое вдохновение неподвластно времени, оно вечно.

 

Тайнами рифм и созвучий

Я овладела давно.

Но и теперь не постигну

Лепет невнятный дождя.

И примириться с ветром,

Видно, не суждено!

……

Жизненный путь бесконечен,

Все исчезает в веках.

Но вдохновенье не будет

Временем сметено!

 

Даже небольшое количество сохранившихся произведений Ли Цинчжао говорит нам о незаурядном поэтическом даровании замечательной китайской поэтессы. Неподдельность чувств, глубокий лиризм, совершенство формы притягивают внимание многих поколений поэтов, вызывают желание прикоснуться к этому чистому роднику.

 

Не радует лотос увядший —

В нем осени знак примечаю.

В раздумье

Одежды снимаю,

Ночь в лодке

Одна я встречаю.

 

Свет лунный над западной башней

И туч поредевшая стая,

Письмо мне

Не гусь ли доставит?

Кричит он,

В ночи пролетая….

 

Цветы, облетевшие с веток,

Уносит куда-то волною,

Пусть разлучены мы

Судьбою,

Но в мыслях —

Мы вместе с тобою.

 

Тоска на мгновенье хотя бы

Оставить меня не желает.

С бровей прогоню её —

Злая,

Шипы свои

В сердце вонзает.

 

         «Не радует лотос увядший»

 

Богатейшие образы природы использовались ею не как нечто самоценное, а как знаки, выражающие вполне определенные человеческие чувства. Почти нет посвящений определенному цветку, дереву, природному явлению. Образы растений, цветов, женских украшений вплетены в ткань стихотворного текста, их особые признаки, свойства дополняют, характеризуют центральный образ лирической героини. Традиционные образы дикого гуся, увядшего лотоса, лунного света, догорающей свечи, шипов розы, вонзающихся в сердце, вызывают душевную боль читателя. Во многом это обусловлено местом в стихотворной строке, которое автор находит для данного слова. На эту особенность поэтессы обращали внимание и современники Ли Цинчжао. Их поражала, восхищала неожиданность сочетаний привычных слов, выразительность увиденных, взятых из жизни деталей — все это заметно выделяет ее поэзию на фоне книжной, подражательной, переполненной реминисценциями классической поэзии.

Бесконечные воспоминания, ими она живет. Бессонными ночами ведет… счет прошедшим годам. Своими воспоминаниями делится с ветром и луной. Только в снах знакомой дорогой возвращается домой, чтобы, как прежде, пробежать по первому снегу в саду. Образ сна проходит через многие стихи Ли Цинчжао, он позволяет воскрешать в памяти её счастливую жизнь, дом, семью.

 

Бесконечная тихая ночь

Не прибавила радости мне.

И напрасно спешила в Чанъань

Я знакомой дорогой во сне.

 

Чтобы лучше я видеть могла,

Сколько прелести в этой весне,

Под луной загорались цветы

И сгущался рисунок теней…

 

Блюд и чарок хаос на столе.

И, как суть мною прожитых дней,

Ароматные вина и к ним

До оскомины кислая мэй.

 

Захмелев, говорю я цветам:

«Что дивиться моей седине?

Дни весны, как ни жаль, сочтены,

Увядать ей с людьми наравне»

 

         «Бесконечная тихая ночь»

 

По-женски внимательный взор, трепетная память о милых вещах, грациозность придают истинную лиричность, женственность её стихам. Ветка засохших цветов «на нефритовом столике в спальне» пробуждает грусть в душе, безутешную скорбь. Мысли уносятся вдаль, где «затерялся любимого след».

 

На нефритовом столике в спальне моей

Много лет все лежит на виду

Эта шапочка с веткой засохших цветов,

Пробуждая в душе моей грусть.

Как давно ты, любимый, оставил меня!

Не вернулся и в этом году…

На письмо из Цзяннани с тревогой гляжу,

Распечатать никак не решусь.

 

Вкус вина, что, прощаясь с тобою, пила,

Мне примомнить теперь нелегко,

Безутешно скорблю, горько плачу без слез —

Их в иссякшем источнике нет.

В область Чу устремляются мысли мои

За сплошную гряду облаков.

Где-то в той стороне, далеко-далеко,

Затерялся любимого след.

 

«Падал снег. А в саду мэйхуа»

Как всегда в эту пору цвела.

Помню, веточку алых цветов,

Захмелев, я в прическу вплела.

Но осыпались эти цветы,

И моих не украсят волос.

Неуемные слезы бегут,

Стала мокрой одежда от слез.

 

И теперь в чужедальном краю

Новый год я встречаю одна.

Непонятно, когда же могла

Побелить мне виски седина!..

Вечереет. И ветер подул.

И за окнами стало темно.

Бесполезно искать мэйхуа —

Не увидишь её все равно.

 

        «На нефритовом столике в спальне моей…»

 

Отныне постоянным спутником жизни Ли Цинчжао становятся болезни — физические, душевные. В одном из лирических стихотворений она пишет:

 

Болезнь ушла, и на моих висках

Печальная осталась седина.

Лежу в постели. На луну гляжу

Сквозь шелковую сетку на окне.

Мускатные орехи в кожуре

(особая заварка не нужна)

Бросаю в кипяток — и этот чай

Как раз по мне.

 

Я к изголовью руку протяну,

Нащупаю стихов любимых том

И на досуге, чтобы не скучать,

Возьму его, раскрою наугад…

За дверью словно заново возник

На горы вид, омытые дождем,

И щедро льют цветы мусихуа

Свой аромат.

 

Через внутренний мир, через эмоции и переживания её поэзия раскрывает нам духовную сторону своего времени по-женски ярко и тонко.

 

В стихах нет внешнего спокойного созерцания — все пережито изнутри, каждая строка как будто рождена с болью, даже когда темы светлы и мажорны, отчего голос её становится ещё полнее и прекраснее. Её стихи выходят за рамки лирики, в них слышатся ноты суровых перемен, это ноты тревоги и печали за судьбу страны. В них — укор тем, чье бездействие перевернуло эпоху, привело к гибели ещё недавно мощную державу. Её поэзия пронизана невыносимой болью от разлуки с любимой землей, где протекала наполненная счастьем жизнь.

 

До чего же глубок этот двор.

Всюду почки на сливе видны.

Возвращается снова весна

И в Молине идет по садам.

…Как и прежде, в Цзянькане одна

Счет веду я ушедшим годам.

 

Сколько мной пережито!.. О том

С ветром я поделюсь и с луной,

Вот и старость! А в жизни моей

Ни успеха, ни ярких примет.

Кто теперь посочувствует мне,

И печаль кто разделит со мной?..

Фонарей не зажгу в эту ночь —

Ни к чему мне их радужный свет.

 

…Как бывало, не выбегу в сад

Проложить на снегу первый след.

 

         «До чего же глубок этот двор»

 

Стихотворение «Хризантема» поэтесса посвящает доблестным мужам, которых помнит, которыми гордится и дорожит. Образ традиционного цветка осени, стойкого в холод и ветер, как никакой другой, подходит, чтобы передать отношение автора к тем, кем будет гордиться история.

 

Твоя листва — из яшмы бахрома—

Свисает над землей за слоем слой

Десятки тысяч лепестков твоих,

Как золото чеканное, горят…

О, хризантема, осени цветок,

Твой гордый дух, вид необычный твой

О совершествах доблестных мужей

Мне говорят.

 

Пусть утопает мэйхуа в цветах,

И все же слишком прост её наряд.

Цветами пусть усеяна сирень —

И ей с тобою спорить нелегко…

Нисколько не жалеешь ты меня:

Так щедро разливаешь аромат,

Рождая мысли грустные о том,

Кто далеко.

 

Женская поэзия в Китае, пожалуй, всегда являлась составляющей общего поэтического потока. Стихи писали и мужчины, и женщины, получавшие классическое образование. Вполне естественно, в женской поэзии эмоциональная сторона звучала сильнее, своеобразие лирики проявлялось в избыточной женственности, глубинное женское начало чувствовалось в написанных поэтических строчках. Длительный период развития поэтического искусства в Китае безусловно приводит к тому, что мотивы, образы, художественные приемы становятся традиционными, обретают свое­образную форму клише. Но неповторимость поэтического образа зависела от умения мастера найти единственное место в поэтической строке для «клишированного» образа, что и определяло его неповторимость. Вот некоторые из непривычных, неожиданных словосочетаний в стихах Ли: «Свеча курится пряным ароматом, Пугливую отбрасывая тень»; «Ещё поныне в рукавах халата Таится запах сорваных когда-то Цветов, которых нет уже давно»; «Какой измерить мерою страданье?»; «Ты желтой хризантемы увяданье Увидеть мог бы, заглянув ко мне»; «На лодке утлой непосилен груз Меня не покидающей тоски. От берега отчалю — и, боюсь, Тотчас же окажусь на дне реки»; «Банановые листья шепчутся о чем-то» ; «И щедро льют цветы мусихуа Свой аромат»; «О, хризантема, осени цветок, Твой гордый дух, вид необычный твой О совершенствах доблестных мужей Мне говорят»; «Падал снег. А в саду мэйхуа… ветку алых цветов я в прическу вплела… Непонятно, когда же могла Побелить мне виски седина»; «До горизонта выткала ковер Зеленая душистая трава»; «Да крик кукушки из лесу ловлю»; «Душа паутиною грусти Крепко-крепко оплетена»; «Горько плачу без слез — Их в иссякшем источнике нет»; «Как бывало, не выбегу в сад Проложить на снегу первый след»…

Поэзия для Ли Цинчжао не парила в заоблачной выси, она существовала в рамках повседневной жизни, что придает ей особую притягательную силу. Эта особенность вовсе не помешала женской поэзии, которой она присуща, занять прочное место на высоком поэтическом пьедестале.

 

В поэтическом наследии Синь Цицзи, поэта той же эпохи, по-иному отражено отношение к действительности. М.И.Басманов отмечает высокий гражданский пафос, полемический пыл, пронизывающие каждую строку стихотворений Синь Цицзи. Родился поэт в северо-восточной части Китая в провинции Шаньдун, но к моменту его рождения эта территория уже находилась под властью оккупантов, так что ему с детства довелось видеть своими глазами положение людей, брошенных на произвол завоевателей.

Семейное воспитание и образование сформировали у мальчика чувство собственного достоинства, неприятия унизительных порядков завоевателей, патриотические настроения. С юности ему свойственна решимость бороться с врагом, желание вернуть стране былое величие. Синь Цицзи, как и многие его соотечественники, глубоко переживал неспособность и нежелание правящих кругов во главе с императором оказать достойное сопротивление врагу. Условия «мирного» договора были унизительны для империи, до недавнего могучей державы. Откупы правящей верхушки не избавили страну от дальнейшего крушения: чжурчжэни вопреки договору оккупировали стратегические центры к северу от Хуанхэ, захватили столицу, взяли в плен правящую свиту во главе с императором. Последствия политики сунского двора тяжелым бременем легли на плечи народа. Двадцатилетним юношей поэт примкнул к партизанской армии сопротивления. О его подвигах имеется немало упоминаний в исторических хрониках. До конца своей жизни он не расставался с мыслью о том, что ему удастся ратными подвигами и бескорыстной службой прославить свою родину, вернуть ее на путь процветания.

Южно-Сунская династия (1127-1279 гг.), основанная одним из сыновей плененного императора, продолжала прежний курс откупа, уплата дани завоевателям требовала еще больше увеличить непосильные налоги на крестьян. Правительство жестоко расправлялось со сторонниками оказания военного сопротивления чжурчжэням. Но стихию народного гнева уже не могли сдерживать правительственные расправы над передовыми людьми, истинными патриотами Китая. Очередной жертвой придворных интриг пал национальный герой, не знавший поражений полководец Юэ Фэй. Открытое предательство правящей феодальной верхушки подняло народ на освободительную войну против завоевателей, Синь Цицзи без колебаний вступает на путь вооруженной борьбы с вражеской армией.

Двадцатидвухлетним юношей он возглавил двухтысячный отряд патриотов, поднявших священное знамя освободительной войны.

 

Провел я юность,

Не сходя с седла,

В пыли походов,

В подвигах геройских, —

писал поэт впоследствии в стихотворении «Слагаю стихи по дороге в Лэйан…», вспоминая бурные годы молодости. Свой отряд он привел в армию «Верности и справедливости» под командованием полководца Гэн Цзина, которому служил верой и правдой.

В жизнеописаниях Синь Цицзи содержится немало примеров его личной храбрости, отваги. Один из многих примеров весьма показателен. В армии «Верности и справедливости» вспыхнул мятеж. Заговорщики убили полководца и переметнулись на сторону противника. Узнав об этом, Синь Цицзи глубокой ночью совершил дерзкий рейд в стан врага. С пятьюдесятью всадниками он ворвался в лагерь многотысячной вражеской армии на глазах у неприятеля, схватил главаря изменников, доставил его в столицу и там казнил.

В своем поэтическом творчестве Синь Цицзи следовал свободолюбивым традициям предшественников. Его поэтическая стихия будила в сердцах соотечественников чувство национальной гордости и ненависти к врагу, звала к борьбе за национальную независимость. С годами патриотическая направленность становится все более очевидной, а голос поэта-патриота звучит все громче и отчетливей. Он воскрешает в памяти образы героев старины, эпохи Троецарствия, и их достойных соперников, легендарных императоров. Современникам, оказавшим сопротивление врагу вопреки запрету правителей, поэт с гордостью посвящает страницы своих поэтических произведений.

Оклеветанный перед императором, Синь Цицзи дважды вынужден был уходить в отставку, которая в общей сложности длилась более двадцати лет. Можно себе представить, что означало полное отстранение от политической и общественной деятельности для человека, который видел назначение жизни в активной борьбе за победу над врагом. Его трактаты по военной стратегии и тактике также не привлекли внимания правящих кругов, проводящих политику уступок завоевателям.

 

О том, как гуннов навсегда унять,

Труд написал я в десять тысяч слов,

Что пользы в нем! Его я променять

На книгу огородника готов.

 

В поэтическом наследии Синь Цицзи нашла отражение не только военно-патриотическая тема. Длительные периоды вне государственной службы, неоднократные ссылки, вынужденное пребывание в деревне предоставили время, возможность глубоко задуматься о событиях в стране, судьбе народа, многовековой истории империи. В поэтическом наследии Синь Цицзи немало стихотворений, в которых отражена жизнь простых людей, их мудрость, стойкость и человеческое достоинство, с которым они несли свою жизненную ношу. Cинь Цицзи ненавидел стяжателей и карьеристов, думающих лишь о своей выгоде, богатстве, положении в обществе. Презрением и ненавистью к ним дышит стихотворение «Страдаю от людей низких и пошлых»:

 

Есть люди, с которыми дружба

Желанной становится скоро.

Тебя навестят — и подолгу

Толкуют про реки и горы.

Порой о каком-то пейзаже

По-новому трижды расскажут.

 

И сам не пойму,

Люблю почему

Все те же при встрече

Знакомые речи.

 

Но есть и особые люди:

Придут — и давай без разбору

О выгоде спорить, о славе —

Иного не жди разговора.

 

Охрипнут — и все же про это

Вам будут твердить до рассвета.

 

Браниться не стану,

Спокойно я встану,

Их спор не нарушив, —

Промыть свои уши.

 

О большой человечности, широте взглядов и благородстве поэта свидетельствуют стихи на «деревенскую» тему, в которых он с теплотой и уважением относится к тем, кто обрабатывает землю, кто трудится… Синь Цицзи большую половину своей жизни так или иначе был связан с деревней и имел возможность наблюдать её не только издалека, но и в непосредственном общении с крестьянами, с которыми его связывали прочные дружеские отношения. Он разделял убеждения тех, кто довольствуется малым, чья жизнь непохожа на мир карьеристов и интриганов. Но деревня для него была лишь временным пристанищем. В отличие от Тао Юаньмина, влияние которого бесспорно ощущается в творчестве Синь Цицзи, он никогда не помышлял о полном слиянии с природой и растворении в деревенской жизни. Он тяготился жизнью отшельника, не расставался с мыслью о возвращении на государственную службу.

 

…Горько смеюсь над моей

Хижиной, всеми забытой.

Двор утопает в траве.

Мхом затянулась дорожка.

Руки томятся мои —

Им не найду примененья.

Разве за тем, чтоб держать

Чарку, даны эти руки?

Нет же, ещё и теперь

Я о мече помышляю.

И для стихов у меня

В сердце живет вдохновенье!..

 

Долгая жизнь в изгнании не сломила волю поэта-борца. Во сне и наяву он слышит призывные звуки рога и топот атакующей конницы, он видит развернутые в походе знамена и отряды бойцов накануне сражения.

 

Я, захмелев, нагар со свечки снял,

Меч вынул — им любуюсь при огне.

Я слышу: где-то рог зовет меня,

И грезится шатер походный мне.

………………………

 

И вот уже войска осенним днем

Построились в порядке боевом.

 

Конь, как Дилу, конь ветер подо мной,

Гремит, как гром, тугая тетива…

В бою исполню долг перед страной,

И пусть пройдет о подвиге молва!

 

Но отчего так грустно стало мне?—

Я о своей подумал седине.

 

До последних дней своей жизни поэт верил, что ещё вспомнят о нем, о человеке, который горит жаждой служения отечеству.

Поэт любил вспоминать о своей боевой молодости, любил углубляться в историю Китая, в самые славные и драматические ее страницы, ища в них нравственной поддержки в трудные для страны времена.

 

Под знаменем своим без страха в бой

Я вел полки когда-то за собой…

Теперь я вспомнил о далеком дне,

Встревожив грустной старости покой:

Доспехов блеск, и скакуны в броне,

И в ночь набег с отрядом за рекой…

……………………………..

 

И, вспомнив то, что минуло давно,

Вздыхаю: дни иные суждены!

Весенний ветер, знаю, все равно

Мне в смоль не перекрасит седины.

 

        «Под знаменем без страха в бой…»

В прекрасном стихотворении «Пишу на стене беседки Чэньбяо в области Цзинькоу», написанном поэтом, когда он «чашу горечи выпил до дна», все же остается надежда и вера, что в его стране «люди вернутся обратно В обжитые ими долины», страна древних героев возродит былое процветание.

 

К нам подвиг из мрака столетий

Нетленным доходит сквозь годы…

То труд был поистине тяжкий.

И страшными были невзгоды.

Но схлынули воды, и рыбы

Уплыли в морские глубины,

И люди вернулись обратно

В обжитые ими долины.

 

Как прежде, на западе солнце

Сгорает в пожаре заката,

И мчит белопенные волны

К востоку река, как когда-то.

Совсем не на горы Цзиньшаня

Теперь, в этот вечер, смотрю я.

Стою, погруженный в раздумье

О жизни и подвигах Юя.

 

 

 

 

Два поэта, две ипостаси, женская и мужская. Женственная и хрупкая Ли Цинчжао, суровый и мужественный Синь Цицзи писали об одном — о мире, о любви к отечеству, о человеческом достоинстве.