Международный кругозор поэта Джека Мариная олицетворяет давнюю истину, что поэзия не имеет постоянной прописки. Его стихи переведены и любимы во многих странах, поклонников его поэзии можно обнаружить на любом континенте. Множество премий, наград и других свидетельств признания, полученных им в разных концах света — надёжное тому подтверждение.

Большим событием для любителей творчества Мариная стало известие о выпуске наиболее полного собрания его стихов издательством Сиракузского университета в США. Книга называется «Научи меня говорить шёпотом» с подзаголовком «»Лошади» и другие стихи» («Teach Me How to Whisper: «Horses» and Other Poems», 2023) и включает как новые стихи поэта, так и написанные им раньше.

 

За много лет пребывания Мариная в Америке английский давно стал его поэтическим языком, что совершенно не означает отказа от родных корней и воспитавшей его культуры. Приняв американское гражданство под давлением чрезвычайных обстоятельств, поэт живёт на оба полушария, не замечая границ и постоянно культивируя литературные отношения не только на ставшем его домом материке, но и в странах Европы, Азии и Африки. Признаки этих отношений, связанных к тому же с необходимостью частых путешествий, приметы заинтересованности в судьбах поэзии вплетены в многообразие, глубину и неожиданную поэтическую траекторию его стихотворчества.

Подобно другому изгнаннику, Иосифу Бродскому, Джек Маринай решил воспользоваться разрывом с родиной, чтобы заново обрести и себя, и дух гражданственности на надполитическом уровне значений. Правда, в отличие от Бродского он предпочёл без промедлений восстановить и укрепить узы взаимопонимания на родной земле. Мировоззрение, воспитанное албанской природой и людьми, продолжает быть неизменной основой для формирования поэта мира.

Новый сборник — красочная иллюстрация того, что всемирная репутация Мариная основана не только на широком охвате характеристик внешнего мира, но и на восприимчивости поэта к происходящему в мирах внутренних и запредельных — по-своему знакомых каждому, но по особому раскрытых бережным трудом поэтического ремесла.

 

Линия развития, представленная сборником, подтверждает, что смены уклада и образа жизни Мариная отражаются в сдвигах его сознания, одновременно укрепляя основу личности в её ориентации на истину. Общий вектор процесса угадывается уже по названиям девяти частей: «Дом», «Албания», «Амур», «Предостережения», «Ахерон», «Героини», «Метафизика», «Поэты», «Земля» и «Индия». В любой из привлекающих его тем автор видит возможность расширения горизонтов поэтического осмысления.

 

Так, стихи, выражающие отношение поэта к персонажам и сценам его детства («Мои соседи в Бруте», «Ода родителям»), показывают, насколько он дорожит своим ранним, обособленным опытом, ставшим мерилом ценностей для дальнейшей жизни. В ту же пору («Певцы колыбельных», «Книга в подарок от родителей») заложена его тяга к лирической и эпической поэзии в народной и классической формах — и Одиссей с его странствиями вполне мог стать прообразом будущего поэта.

«Возвращение Скендербеу» и «С тех пор, как убили Омера» воспевают албанские нравы и национальных героев, а «Шкодеру» и другие стихи оплакивают трагедии Балкан и боль расставания с ними. «Двадцать четыре часа любви», «Читая стихи с любимой» и другая лирика говорят о романтической, рыцарской стороне натуры поэта.

 

Диапазон стихов протеста — от знаменитых «Лошадей» (им Маринай уподобил изнурённый бесправием народ) до «Эскизов в воображении» с описанием выцветшего, обезличенного мира — показывает, что для их автора угроза целостности человеческой жизни существует не только в обозреваемом масштабе, но как вневременное и повсеместное явление.

«Мой разговор со смертью» и «На пароме Ахерона» (реки, протекающей, согласно греческой мифологии, в подземном царстве) отождествляют тёмную сторону современности с силой смерти и ада. Поэт не скрывает своего ужаса и отвращения перед мёртвыми фактами, отрицающими жизнь духа.

 

Воплощение идеала Мариная можно найти среди тех, кого он воспевает в своих стихах — и это не только воинственные герои, но и лица, подсказанные литературой и историей. Стихи Мариная позволяют заново почувствовать, что отказ Антигоны сдаться имеет прямое отношение к нам, что нам небезразличны стойкость и преданность Дездемоны, Эмили Дикинсон или албанской трагической героини Розафы — образцов, принимающих нравственные решения засчёт самоотречения.

В такой философской лирике, как «Аллилуйя» или «Лабиринт мысли Тан», своеобразие и свобода стиха достигают определённой вершины остроты, выявляя плоды отрешённости самого автора, обособленности его внутренней жизни, которая продолжается и во время его разноплановой внешней занятости.

Конечно, то, что поэтам может быть дано иметь доступ к уровню понимания, превышающему земные категории забот и мыслей, часто способно делать их намного более уязвимыми, а их жизни более короткими и роковыми. Поэтому стихи Мариная часто оплакивают поэтов. Но на фоне плача возникает пробуждение восприимчивости, превосходящей границы обычного существования человека.

 

Стихи «Голубой Нил», «Фудзи», «Так это выглядит в бухте Халонг» впечатляют утончённой оценкой разрозненных явлений, за которые приезжий поэт берётся с большим уважением к народам, привыкшим называть эти места своими.

Заключающая книгу поэма «Потерянные слои кожи Вьясы», пронизанная любовью и к индийской культуре, и, в не меньшей степени, к албанско-калькутской святой нашего времени Матери Терезе, дарит читателю новый эталон сплава западной и восточной образности и нравственного мироощущения.

 

Многослойные уровни личности Мариная сосуществуют друг с другом в его стихах. «Научи меня говорить шёпотом» разрастается до откровения, воспитывая планетарный смысл, остающийся верным самым исконным человеческим началам.