Мы с детства несем через всю жизнь гордое осознание того, что наш родной язык «велик» и «могуч». А еще «правдив» и «свободен», что предпочитают сокращать при цитировании по случаю.

Но что именно это значит?

Автор бессмертной аксиомы Иван Сергеевич Тургенев выдал ее в 1882 году. Гениальное в своей простоте прозрение посетило его вдали от родины при начале тяжелой неизлечимой болезни, приведшей к скорой и мучительной смерти.

Он сказал свое слово еще тогда, когда величие русского языка и проблемы, на нем поднимаемые, оставались сугубо внутренним делом России, до того, как волны эмиграции, нахлынувшие на чужие берега, сделали русскую речь узнаваемой повсеместно, русских писателей известными, всемирно востребованными и переводимыми, а русских читателей — одиозными скитальцами, безымянными и бесприютными искателями правды. Правды для всех.

Таким писателем был, таким русским чувствовал себя Тургенев, а вслед за ним Мережковский, Бунин, Куприн, Набоков, Андреев, Северянин и далее по списку до наших дней, не обязательно покинувшие родину, в унисон с внимающей им впечатлительной читательской аудиторией, находящей в родном языке «поддержку и опору».

Чем же он столь хорош, что разгадал в нем Иван Тургенев, рейтинговав его как «великий», квалифицировав как «могучий», характеризовав в столь превосходных степенях?

Привычное уху, сейчас это определение кажется общим местом веры, декларативным гимназическим увещеванием. Но для современников оно звучало вызывающе прямолинейно. Поймем его и мы, если перестанем считать текст Тургенева принципиальной схемой, рекламным слоганом, и примем как откровение, излитое в литературной ипостаси произведения искусства.

Убедительное толкование таково, что «величие» — это демократия в значении ответственной свободы, а «могучесть» — щедрость в высоком смысле благополучия. Вторая пара характеристик должна стать комплектом поясняющих ключей к верному пониманию авторской мысли.

Сомневаюсь, был ли подобный «демократии» термин общеупотребим в России. Другое дело во Франции, в Париже, столице революций и диктатур, где Тургенев жил и мог, по праву русского синтаксиса, поставить между европейской «демократией» и отечественной «правдой» демократичный знак равенства. Сделать их синонимами вполне.

От правды, по строгому кодексу дворянской чести, если никуда не сворачивать, прямой и честный путь к величию, обретению в процессе следования ей, правде, подлинной и необоримой силы — могущества.

И далее, развивая тему «великий — могучий», то есть находящийся в состоянии, могущий, по праву имеющий право и, соответственно, вытекающую из него обязанность быть добрым, дарующим добро — щедрым.

Взысканный милостями судьбы столбовой дворянин Тургенев, богатый добром и талантом, знал, что могущество и щедрость могут и должны идти рука об руку. Рядом с правдой и справедливостью. Демократией.

Демократия и дворянство отнюдь не противоречат друг другу. Это очевидно на примере Великой Британской империи.

Родом из дружинных банд, соратники и собутыльники былинных коннунгов, делившие с ними право на смерть и свою часть добычи, вершившие среди себе подобных по-своему демократичный естественный отбор, они, если их атаман подбирал корону, надевали графские и герцогские цепи, их пиршественные скамьи превращались в престолы советов, их залы для кутежей становились палатами лордов.

Братья по оружию и сопитухи по братине, из рода в род передававшие потомкам добытые мечом и лужёным брюхом привилегии обращаться к наследному председателю застолий на «ты» и называть вещи своими именами. Недаром Иван Грозный и Петр Первый, последовательно, каждый на свой манер, избавляли себя от этой независимой, обременяющей их взаимными обязательствами, социальной базы. Первичного истеблишмента будущих демократий.

Выступление декабристов было щедрой на жертвы попыткой молодой знати любой ценой исполнить свое общественное предназначение. Поклонение их памяти на протяжении нескольких поколений носило характер тайного культа российских феодальных элит, исторически обреченных после крушения их молодежи.

Кроме языка, заведомо ничего не осталось. Нечего было завещать, нечем набивать чемоданы.

Вот чем имел искренне и щедро поделиться классик, в чем находил опору, стоя на краю могилы, на что уповал, вглядываясь в утро туманное последнего дня.

Во что, не отдавая себе в том отчета, верим и мы, стоя каждый у своей и все — у общей, очередной преткновенной черты, что делает его высказывание остроактуальным по сию пору.

Синтетический по природе, русский язык демократично дает в своей противоречивой структуре равноправное место словам всех языков, оделяет их новыми силами и смыслами, делает их своими.

В нем заложена программа вольного проникновения культур, русский язык дышит этой раздольной свободой, проповедует ее правду и обращает к ней своих адептов.

В родном языке русский хранит от неправедных посягательств переведенные с других языков «контрабандные» житейские ценности, возведенные в ранг универсальных сокровищ. В нем обретает утешение, находит убежище и черпает бесконечные силы превозмогать противоположную его лучшим, воспитанным языком, качествам реальность.

Русский — социальный язык. Возможно, последний такой из доминирующих на Земле. В его энергетике коренится, сжатый в тугую пружину под внешним прессингом, протест, чреватый бесшабашной решимостью на радикальные меры, и в то же время это парадоксально цельная, незыблемая, фундаментальная государственная институция, перед метафизическим авторитетом которой неизменно гнут выи сильные нашего мира.

Русский язык неподвластен диктату. От века его хотели подчинить, поставить на службу, зарегулировать идущими от лукавого ума установлениями, но никогда не могли противостоять подлинно демократичной, а потому великой языковой стихии.

Русский язык сам суть диктатура. Народная, от больших до малых. Он всегда высмеивал, заклинал, перерождал Ирода, реформировал себя «снизу», и «верхам» оставалось лишь молчаливо или законодательно принять факт очередного, уже свершившегося, прорыва в новую, следующую за потерявшей право голоса, прекрасную будущность.

Писавших на нашем языке для наших человеконачальники, закосневшие в своей фальшиво-аналитической фене, всегда страшились, робели перед недоступным им даром слова, мечтали избавить себя от докуки говорунов, но еще более стремились постичь, тщились купить их доверие, право козырять громкими именами, нравиться им, чтобы нравиться себе. Присвоить их социальные функции. Занять их место в немертвых душах.

Нет той литературно-художественной формы, варианты которой в избытке не предлагал бы ценителям русский язык. Его безоглядная щедрость на тонкие инструменты созидания образных рядов феноменальна.

В плане рифм русский язык щедрее многих своих коллег и даст фору даже великому и могучему британскому своему собрату. Пушкин и Лермонтов — подлинные реформаторы и криэйторы современного русского языка, через него — литературные архитекторы новой российской истории, по существу, истории русской словесности.

Щедрая на прорицания, русская литература в лучших своих образцах создает осязаемую иллюзию возможности благого исхода.

Латынь, греческий, иудейский — это языки религий. Русский язык сам религия, где свобода — подобие царства Божия, революция — аналог Страшного суда, а литераторы — интерпретаторы этих подсознательных фетишей, судьи и пророки сконцентрированных в национальном культурном коде пороков и потенциалов.

Тургенев, как Чацкий, физически не мог долго засиживаться в России. Ему, измученному «Мадам Клико», фуа-гра и Полиной Виардо старцу, было тягостно думать о судьбах родины «при виде всего, что свершается дома». Но, будучи свидетелем трагедии Парижской коммуны, он прозорливо не желал для соотечественников подобного кровавой истории Франции.

Подводя итоги жизни и той миссии, служение которой он избрал целью и оправданием своего гедонистического существования, обнаружив себя на бесконечной дороге, где за панорамными далями не видать ни зги, увенчанный сединами и лаврами, состарившийся в роскоши и почете, птенец дворянского гнезда подыскал своей вере в благой исход надежный, вселяющий уверенность посох: опору на родной русский язык, всеобъемлющую национальную и мировую ценность, единственное, но неотъемлемое и неотразимое оружие.

Всё есть материал человековедения.

И все мы заняты им одним.

 

Человеческая история — бесконечная война реальностей. Взаимопроникающих, взаимопитающих, взаимо отрицающих и уничтожающих, сросшихся, как сиамские близнецы.

Но речь не о равенстве. Хотя в них есть сходство, и  их бывает трудно различить.

Подлинник — только один. Для всех и всего. Множественность — удел интерпретации: размножаемой, изменяемой, заменяемой.

Подлинник заменить нечем. Он не разлагаем и не размножаем.
Он — одно.

В симфонии жизни содержатся все её прочтения, все версии понимания и исполнения.

Но и все версии, вместе взятые, не способны стать подлинником.

Жизнь это театр, но театр это ещё не жизнь, и жизни не заменяет.

 

Интерпретация (сумма интерпретаций) — обречена быть только частью, и как часть не может стать целым. Не может преодолеть пределов своей размерности. Может только всегда оставаться бликующей оболочкой, очевидной и многоголовой, бесконечномерного скрытого ею ядра. Частичной и преходящей, зависимой от всех влияний, согласно кривизне выбора.

Интерпретация — подражание или карикатура — права и честна, когда знает своё определение, место и меру. И готовит себя к смене этой меры. Лишь бы не в сторону уменьшения — захвата — первопричин и первопринципов.

Они не меняют своей меры, поскольку все меры содержатся в них — там, глубоко, под всеми оболочками интерпретаций — где количество, масса, скорость ничего не значат, где ось Перемен неизменна — как своя собственная мера и мера всего — она есть Человек истинный и непреходящий, Альфа и Омега неизбывного жизнетворения, его генетический код.

 

О чём бы мы ни говорили, что бы нас ни заботило — это всё оно одно.

Всё есть материал человековедения.

Все формы и все содержания.

 

Всё есть материал человекознания —
но не всё ведёт к знанию человека.

— Т. Апраксина

(Из материалов XLV Международной научной конференции по исторической психологии. Анекдот и другие жанры фольклора как историко-психологический источник. СПб, 2019.)

«Впервые описанная в бестселлере, Калифорния вошла в историю как миф.»

(Kevin Starr, California)

 

     Есть нечто волшебное, нечто за пределом обыденной реальности даже в самом этом имени, простом географическом названии — Калифорния, — что способно вызывать в воображении поэтичный образ чего-то не от мира сего, образ освобождённости от прозы жизни, от её тягот, образ, подобный радужному сну.

     Интересно, многим ли приходило в голову, что своим возникновением и всем дальнейшим существованием Калифорния обязана выдумке? Выдумке, сработавшей как умелая реклама? Первый известный миф о Калифорнии возник ещё до её географического открытия, до открытия Америки и, как уверяют источники, являлся сугубым плодом литературного вымысла. Легенда об острове сказочной красоты с царящей на нём правительницей «дивных пропорций», была представлена миру испанским автором Гарси Родригесом де Монтальво. Роман, в котором упомянут остров, подобный раю и называемый Калифорнией, был издан в Испании в 1510 году, незамедлительно вдохновив конкистадоров на поиски прототипа описанного места. И уже в 1533 году экспедиция под командованием Эрнана Кортеса высадилась на найденном мистическом острове. Так Калифорния стала Калифорнией. Изображение же мифической девы-воительницы, в боевом шлеме и с копьём, по сю пору украшает официальный герб штата.

     Реальная Калифорния, в отличие от своего литературного портрета, оказалась, правда, не островом, а тихоокеанской окраиной Североамериканского материка. И всё-таки в чём-то Калифорния, если не говорить о ней как об одном из штатов страны с точки зрения административного деления, всегда воспринималась как обособленный мир в себе. И вся не такая уж долгая её история подтверждает этот взгляд. Для подобного впечатления есть и своё геологическое основание.

     Калифорнийская тектоническая плита не составляет единого целого с материковой. Земная поверхность Калифорнии возникла как результат серии лобовых столкновений североамериканской и тихоокеанской плит. Отсюда, кстати, происходит сейсмическая неустойчивость этого участка земли, который, если верить специалистам, медленно, но верно поднимается из океана всё выше. В народе при этом упорно продолжают считать, что он, наоборот, погружается в воду и Калифорнию ждёт та же участь, что и Венецию. Но дело даже не только в плите. Самая крайняя, выступающая береговая часть Центральной Калифорнии действительно, как полагают, была когда-то островом. Островом, оторвавшимся аж от Китая, перешедшим эоны лет назад через весь океан и постепенно вросшим в американскую землю. Пролив, отделявший остров от материка, продолжал существовать до сравнительно недавнего по геологическим меркам времени, и намытая с течением веков на его месте протяжённая долина продолжает проходить разделительным рубцом вдоль бывшей островной части континента. Так что у Калифорнии есть определённые причины считаться островом и в этом совпадать с легендой.

 

     Несмотря на то, что первый импульс к открытию и освоению Калифорнии был получен от мифа, подчинение новообретённых пространств силам цивилизации проходило на первых порах на вполне трезвой практической основе. Не получив немедленных подтверждений, что найденные земли представляют собой обещанный мифом рай Эльдорадо с напичканными сокровищами золотыми дворцами, новые владельцы занялись миссионерской и хозяйственной рутиной. Испанское господство не сделало Калифорнию ни счастливой, ни популярной. Историки провозглашают испанскую эру безотрадным периодом, считая главной её слабостью полное отсутствие гражданской власти, при том, что имевшиеся власти — военная и клерикальная — находились в постоянном конфликте между собой. Ни в Испании, ни в Мексике, умалчивая о прочем мире, не находилось в ту пору желающих ринуться на поиски счастья в Калифорнию. Напротив: даже индейские племена, традиционно размещавшиеся вдоль побережья, предпочли, за единичными исключениями, удалиться вглубь материка, подальше от занявших подступы к морю пришельцев. Когда подконтрольная полоса обезлюдела и по причине недостатка населения деятельность испанцев окончательно застопорилась, Испания сочла резонным отказаться от своих прав на Калифорнию вовсе.

 

     Следующая попытка освоения была предпринята уже со стороны Мексики после обретения ею независимости от Испании. Мексиканцы-ранчеро охотно заселяли новую провинцию и быстро приспосабливали её к своим сельскохозяйственным интересам. Развитие этого слоя жизнедеятельности повело за собой ростки торговой и коммерческой активности, к которым стали подключаться представители других стран мира. В Калифорнии начали появляться англичане, французы, китайцы. И американцы. Даже со стороны России была сделана попытка утвердиться на калифорнийской земле, известным памятником чему остаётся добротно выстроенный бревенчатый Форт Росс в Северной Калифорнии.

 

     Стараниями всех этих разноплеменных иноземцев Калифорния мало-помалу делалась более пригодным для жизни местом. Начатки организованного общественного существования, развитие элементарных форм социального функционирования тоже серьёзно меняли общий фон и способствовали стабилизации жизненного уклада поселенцев, при том, что формирование структур гражданской власти частенько происходило спонтанным образом и вело к различным для разных населённых участков результатам: где-то главой становился губернатор, где-то алькальд.

 

     К мифу, правда, эти процессы как будто не имели отношения. Все прибывавшие в Калифорнию переселенцы видели в ней только новую точку приложения уже известных им практических принципов, не обременяя себя заботами о сближении реалий прагматических с обещаниями мифологических приманок. Для соединения жизни со сказкой нужны были, возможно, особые психологические качества, которыми до начала американской эры в Калифорнии никто не обладал. (Так, герои произведений Брета Гарта, американские старатели, частенько подсмеиваются над своими мексиканскими предшественниками, пускавшими золото попадавшихся им месторождений на разработку серебряных рудников — не золото, а серебро было их практической целью.)

 

     В 1848 году Соединённые Штаты произвели военный захват Калифорнии. Эта мера, позже названная «первородным грехом истории американской Калифорнии» (Josiah Royce, 1886), была, как принято считать, совершенно лишней, поскольку оформление мирной аннексии уже шло полным ходом и Калифорнии в любом случае предстояло перейти в американские руки. С этого момента предназначение Калифорнии определилось: «Она будет американской провинцией. Теперь Соединённые Штаты простёрлись от моря до моря.» (Kevin Starr)

 

     Первый сигнал к разразившейся сразу вслед за тем золотой лихорадке — случайно обнаруженное в земле золото — практически совпал, опередив её лишь на несколько дней, с датой подписания договора о передаче Калифорнии Соединённым Штатам. Следующие два года преобразили Калифорнию. Она сделалась мировым игорным столом, в сторону которого спешили лихие головы из всех углов света, мечтая попытать счастья на зелёном сукне золотоносных пространств ожившего мифа. В Калифорнии, ещё по-младенчески свободной от прочной власти в промежуток междувластия, не имеющей единого законодательного кодекса, в обстановке, отменяющей любые моральные обязательства, главным законом на время становится закон игры, азарта. «Золотая лихорадка заложила, — пишет историк К. Старр, — код ДНК американской Калифорнии.» Погоня за золотом была азартной игрой, удача в ней могла преобразить всю жизнь. «Эта психология ожиданий», добавляет Старр, разрасталась до мечты о «внезапной, почти волшебной, трансформации обыденного».

 

     Что же это за «код ДНК», который позволил американцам сказку сделать былью — осуществить то, в чём не удалось преуспеть ни испанцам, ни мексиканцам, а к ним само пошло навстречу, позволив «овеществить» миф, сделать его фактом? Азарт, игра, «психология ожиданий»? Да, конечно, но не только это. Нужно было ещё особое качество доверия иллюзии, чувства своего права на неё, своей принадлежности, своего присутствия в ней, пребывания в её измерении. Склонность и умение заслонять иллюзией реальность — заслонять реальность виртуальностью, и жить в ней, как в единственной реальности, как в реальности сна, не вызывающей сомнений у того, кто спит.

 

     Для американских золотоискателей осевой реальностью была химера «трансформации обыденного» в феерию посредством моментального обогащения. Эта установка отодвигала на задний план все многочисленные минусы старательского промысла и существования, всё то, что в занятом иллюзией сознании могло не иметь веса реальности и посему не быть препятствием к осуществлению мечты. Убогие условия, криминальные нравы поселенцев, тяжёлый климат, болезни, каторжный физический труд мало принимались во внимание, как и вопросы перспектив, более отдалённых во времени, чем задача скорейшей наживы. Одним из естественных следствий этого стало то, что по прошествии первых шести лет золотой лихорадки «Калифорния напоминала принцессу, захваченную в плен бандитами, которые отрубили ей руки, чтоб завладеть кольцами на пальцах.» (Bayard Taylor).

 

     Именно в результате недолгого периода золотой лихорадки калифорнийский миф претерпел необходимую для актуализации восприятия подгонку акцентов, вытеснив романтику художественных преувеличений по-деловому конкретным обещанием: Калифорния — это край, где «золото гребут лопатой». Этот элемент — волшебного осуществления самой сладкой мечты человека о переселении в праздничный сон «трансформации обыденного», даруемый главным образом сказочным богатством, позволяющим перечеркнуть обыденность — остался самым настойчивым в видоизменяющихся версиях калифорнийского мифа, всё более приобретающего рекламный характер.

 

     Главная причина фантастической популярности Калифорнии во всём мире, как уверяют знатоки — в неустанно проводимой ею в различных медийных развлекательных формах саморекламе. Разработка калифорнийского рекламного мифа резко пошла в гору с возникновением голливудской фабрики грёз, посвятившей себя изготовлению снов на любой вкус для нуждающихся в приятных иллюзиях, призванных заместить или вовсе вытеснить менее приятную действительность. С лёгкой задержкой к работе над созданием утопии были продуктивно подключены также наука и технологии, и ближе к завершению двадцатого века на рубежи мирового «эпицентра предпринимательского капитализма» вышла калифорнийская Силиконовая долина, став новым планетарным символом победительности трансформаций.

 

     С современным рекламным образом Калифорнии мы все знакомы. С ним знаком весь мир. Образ трансформированной в миф Калифорнии — это образ земного рая: в современных терминах, с современным антуражем и оснащением и вполне актуальными акцентами. В этом раю очень много лишнего и крайне мало насущного. И желаемое лишнее приобретается чаще всего ценой насущного.

 

     Сегодняшнее лицо Калифорнии состоит сплошь из образов рекламы, понятий рекламы. Любая реклама страдает однобокостью и содержит жульнический аспект. Законы жанра — не случайность, и должны быть соблюдены. Но знает ли в результате кто-нибудь, что такое настоящая, невымышленная Калифорния, продолжающая оставаться за кадром? Попытка делать ставку на миф, на сон в итоге перетягивает саму реальность как таковую в зону фантазийной неуместности, небыли, вызывающей сомнения. Однако и в сон уйти окончательно нельзя, не сделавшись продуктом сна самому. В этом и заключается отмечаемый пробуждёнными умами драматизм, «великая большая ложь» Калифорнии, стоящая на пути утопической мечты вечного праздника. Миф, теснящий жизнь, занимает её место, не становясь от этого жизнью.

 

     Калифорния как родилась выдумкой, так выдумкой и продолжает оставаться. Жить реальной жизнью ей пока так и не довелось. «Временами Калифорния выглядит узницей мифа о себе» (Kevin Starr). Но, возможно, подлинная судьба Калифорнии ещё ждёт её впереди. Судьба, в которой реальная уникальность Калифорнии встречается с реальной уникальностью человека на её земле. Ведь реальность всё-таки способна быть лучше сна рекламы.

 

     Так не пора ли начать открывать Калифорнию заново?

Перевод с тибетского Вагида Рагимова, СПб

(продолжение)

 

Читателю предлагается еще одна выдержка из перевода «Сущности океана истинного смысла» – текста, написанного великим Ламой Тибета Кармапой в его десятом воплощении, в XVI веке. Данный текст посвящен Махамудре – тщательно разработанной системе постижения природы ума и достижения состояния Будды. Это одна из глав, содержащих инструкции по практике созерцания. В своих объяснениях Кармапа нередко ссылается на мастеров прошлых времен.

Вагид Рагимов

 

КЛЮЧЕВЫЕ ПОЗИЦИИ УМА

 

Не копайся в прошлом, не предвосхищай будущее, но покойся уравновешенно в ясном и не загруженном мыслями сознании настоящего момента. Прошлое прекратилось, исчезло, ушло, и не о чем здесь думать. Будущее не пришло, его нет, оно не может служить объектом, и его исследовать бессмысленно. Если же анализировать настоящее, то мы придем ко множеству предшествующих и последующих мимолетных фрагментов, и невозможно будет их никак анализировать, поскольку ничего подобного и не существует. Таким образом, и настоящее непостижимо для рассудка и невыразимо. Посему не нужно поддаваться ни в малейшей степени соблазну хвататься за характеристики – «такое/не такое, есть/нет, хорошее/плохое» и так далее, но лучше оставить ум как он есть, в его состоянии ясности-пустоты, которое не ухватить, – не пытаясь что-либо в нем стабилизировать.

В принципе, поскольку сущность Махамудры – истина естественного состояния, она не зависит от отсечения или не отсечения заинтересованности тремя временами. Однако если начинающие медитаторы не изменят свою привычку погружаться в потоки мыслей, связанных с тремя временами, то сосредоточенность самадхи у них не зародится. Поэтому важны такие советы во время наставлений о практической работе с умом.

 

Если, приводя ум к состоянию пребывания в покое, слишком зацикливаться на том, кто пребывает в покое, и излишне все корректировать, то это, напротив, приведет к обилию мыслей. В начале достаточно кратко подумать: «Сейчас уравновеситься», а затем, в ходе самого занятия, не нужно больше об этом думать – например, вспоминать о том, что вы хотите заниматься созерцанием, или же что это сейчас созерцание в рамках предварительных упражнений (нгёндро). Будто изумившись, нужно всецело погрузиться, ни за что не хватаясь, в состояние свободы от усилий. Выработав такой навык, во время четырех видов повседневных действий (хождения, стояния, сидения, лежания – прим. перев.) также следует не отклоняться от состояния ясности-пустоты, вне хватания. Сначала нужно учиться не отклоняться от него на протяжении поглощения одного куска пищи, одного глотка чая или произнесения одной мантры «мани», или на протяжении трех шагов после вставания. Затем навык должен позволить упражняться в том, чтобы пребывать в состоянии ясности-пустоты вне хватания и не отклоняться от него в любых обстоятельствах, благоприятных или нет, в присутствии большого стечения людей или нет. Вот слова досточтимого Гампопы об этом: «Не копайся в прошлом, не притягивай будущее, полностью покойся в самом сознании настоящего как оно есть. «Не копайся в прошлом» означает, что наш разум не должен заниматься предыдущими привычными мыслями. «Не притягивай будущее» означает, что наш разум не должен тянуться за будущими мыслями. «Полностью покойся в сознании настоящего как оно есть» означает ни на чем не фиксироваться в настоящем. Учат: «Ум без придумывания – ясен, вода без взбалтывания – прозрачна». Полностью погрузись в состояние вне придумывания как таковое. В результате испытаешь предельную ясность вне мыслей, которая продлится так долго, как щелчок пальцев, или дойка коровы, и так далее. Не считай успехом, если это длится долго, и не считай неудачей, если это длится недолго. Когда после этого возникает снова мысль, расслабься в ней самой.

 

Ум, к мирским делам привязанный и ими скованный,

Лишь расслабь – освободится, нет сомнения.

Все, что нужно – переход от занятости к расслаблению.

 

Подобное привыкание к расслабленности в созерцании приведет к тому, что опыт ясности и свободы от мыслей будет продлеваться. И что же дальше? Дальше – полностью погрузишься в собственную сущность. Это называется «самадхи речного потока»».

Дагпо Ринпоче ссылается здесь на Домби Херуку: «Если не взбалтывать воду, то она прозрачна. Так пребывай в неискусственности. Подобно солнцу, не заслоненному облаками, предоставь шесть органов чувств самим себе, пусть будут как есть. Не отклоняйся от этого, чем бы ни занимался».

Досточтимый Гёцангпа: «Расслабься, будто ничего и нет, как будто исчезаешь вне привязанности. Если искать ум – не найдешь; если смотреть на него – не увидишь; если исследовать – то его нет; если хватать – не схватишь; если отсылать – не уйдет; если помещать куда-то – он там не остается; если смешиваться с ним – не смешаешься; если разделять – не разделится; если расставаться с ним – не расстанешься; если наблюдать за ним – не узнаешь; если описывать – не постигнешь. Его нельзя ни с чем сравнить для примера, никак его не выследить, и назвать его можно как угодно – ничто не будет ему противоречием.

Как же это применять на практике? Целенаправленно не рассеиваться, целенаправленно не сосредоточиваться, не впадать в безразличие, не давать волю мыслям, не следовать за возникающими чувствами, и не обманываться, начиная анализировать свое сознание. Внешних объектов не существует, они пусты, не хватайся за них, считая реальными. Нет самости внутри – пустота, но не считай это исчезновением. Мимолетные движения мыслей – без корня, не считай их ошибкой. Не впадай в крайности привязанности к явлениям или привязанности к пустоте. Не убегай в прошлое, не предвосхищай будущее, не считай настоящее реальным: позволь сознанию быть непрерывно непридуманным, расслабленным вне усилий, полностью вне точек опоры, без привязанности и ограничений, нерожденным и спокойным, неостановимым и не медлящим, неомраченным и ясным, с равностным восприятием всех без исключения объектов снаружи и всего что есть в уме внутри. Об этом говорит Сараха:

 

Ум, к мирским делам привязанный и ими скованный,

Лишь расслабь – освободится, нет сомнения.

 

И дальше: «Оставь непридуманное сознание в свежести. С придуманным умом не вступить на путь благородных».

Если оставить сознание в его непридуманной естественности, то грубые мысли прекратятся, зародится опыт ясности-пустоты, будешь вспоминать доброту Ламы, будешь счастлив, отвернешь помыслы от сансары. Это называется шаматхой – пребыванием в покое. Успокаиваются – омрачения, пребываешь – в этом самом состоянии их успокоения; это называется также глубоким сосредоточением – тингедзин (на санскрите «самадхи» – прим. перев.). «Тинге» означает неподвижность, «дзин» — держаться ее».

Вот что говорит Кьеме Шанг: «Нужно отсечь мыслительную активность, связанную с тремя временами. Не устремляй мысли к прошлому. Не устремляй мысли к будущему. Не устремляй мысли и к настоящему. Оставь сознание, не пытаясь манипулировать, в его естественности, мягкой расслабленности. Если не уметь расслабляться, то сознание не придет в естественное состояние и не проявится извечная мудрость. Например, если запереть кого-либо, то он только и будет думать о том, как бы убежать. А если не запирать, то он и не будет об этом думать. И если пытаться схватить сознание, то оно будет рассредоточиваться. Если же его не схватывать, то оно и не будет рассредоточиваться, и можно будет его поместить в расслабленность, а в момент расслабленности не может не проявиться широкое живое бодрствование ясного и беспрепятственного сознания, полностью, – прекрасное, будто исчезающее, чистое и пустое». И далее: «Одним словом, не нужно думать о предыдущих мыслях, и не нужно думать о следующих мыслях. Думайте: «Вот какая мысль сейчас у меня в уме?», – и пристально смотрите на мысль этого мгновения, резко пресекая ее движение. Тогда до момента отвлечения мыслей возникать не будет. Но когда отвлечешься, тут же проснутся мысли. Возникающую мысль нужно встречать как желанную и пристально смотреть в нее: она тогда самоосвободится, уйдет в безмыслие. Вот так и нужно принимать любые возникающие мысли как желанные и пристально смотреть на каждую. Не делайте длинных занятий практикой, но прерывайте их, пока еще есть ясность. Делайте короткие и частые занятия».

И дальше, Кьеме Шанг: «Устройтесь на удобном сиденье в позе ваджра или в другой позе. Не медитируйте на Махамудру. Точно так же – не медитируйте целенаправленно на нерожденное, на неусложненное, на внерассудочное, на не имеющее характеристик, на не имеющее опоры, на некую опору, на характеристики.

Ну и что же тогда делать? Не допускать движений тела, не закрывать глаза. Не копаться в прошлом, не предвосхищать будущее, а мимолетную мысль настоящего важно сразу же распознавать. И в тот же момент, когда вы смотрите пристально на мысль настоящего, обнаруживается истина дхарматы, в которой причина и следствие одновременны и характеристики освобождаются там, где пребывают. И так снова и снова, когда возникает мысль, вы смотрите на нее, и в тот же миг, когда вы ее распознаёте, она высвобождается. Тот самый момент такого безотлагательного распознавания мысли называют постижением Махамудры, зарождением самадхи в потоке сознания, возникновением медитации. В момент распознавания мысли происходит победа нам всеми какими бы то ни было проступками, накопленными в безначальной сансаре, и очищение от них». И далее:

 

«Как глупец, корову пасущий,

Отпускает сознание йогин куда угодно,

Без привязанности, как труп собаки,

Без желания, как прокаженный,

Как не скрученная нить брахмана,

Отпускает свой ум гулять свободно.

Ни за что не хватайся, будто мертвец,

В беспамятстве будь, как сумасшедший,

Беспрепятственный, как само небо,

Как кристалл, прозрачный и ясный,

Как дитя в простоте своей детской,

Сиди расслабленно и бесстрастно.

Настраивания ума так показан метод.

 

Если так настроить ум, то он успокоится, и, поскольку остается только осознание, никаких движений в сознании не происходит, то успокоение это ничем не тревожимо. Мы тогда поймем, что означает приручить ум. Будем думать: «Я раньше все время был погружен в мысли». И вот в таком успокоении ума нужно упражняться много раз в течение коротких периодов времени. Затем продлевать эти промежутки. Когда возникнет навык, ум будет оставаться там, где есть, также и во время четырех видов повседневных действий.

Знаки успокоенности ума выражаются следующим образом. Когда возникают те или иные переживания и направляешь на них сознание, они сразу успокаиваются; будешь всему рад; будешь чувствовать счастье; сознание исполнено блаженства; нет желания заниматься никакими делами; хочется снова и снова заниматься созерцанием; или же не хочется; сознание чистое и ясное; часто переживается радость; хочется оставаться в уединении; зарождается уверенность в истинности наставлений; часто вспоминаешь преданно Ламу; пропадает интерес к сансаре; думаешь: «Нужно совершенствоваться в практике созерцания, все остальное бесполезно перед лицом смерти». Будешь еще думать: «Как мне повезло – мне хватило накопленной благой кармы, чтобы встретиться с таким учением». Эти и подобные знаки будут возникать и дальше. Это называется контролем над пребыванием в покое (шаматхой)».

Наставления Сиддхи Оргьенпы: «Учат, что осуществление смысла Махамудры в основной части практики состоит в очищении от случайных поверхностных загрязнений, и по прохождении этого пути так называемые случайные загрязнения исчезают. Когда я попросил даровать мне наставления по такой Махамудре, то получил ответ, что нет отдельных наставлений по Махамудре – нужно осваивать ключевые аспекты шести дхарм Тилопы. Когда я попросил даровать мне эти практические наставления, то в ответ услышал: «Не вспоминай, не думай, не размышляй, не медитируй, не анализируй, оставь ум в его природе».

«Не вспоминай» касается прошлого. Если копаться в прошлом, то умножатся двойственные концепции. Но практика не зависит от прошлого, и смысл этого наставления – не нужно копаться в прошлом.

«Не думай» касается настоящего. Если придумывать что-либо о настоящем, то это – непонимание основы практики, превращающее медитативное равновесие в жертву обстоятельств. Это как впустить чужака в дом. Смысл этого наставления – не портить дело корректировками.

«Не размышляй» касается непредвосхищения будущего. Если предвосхищать будущее и предвкушать его, это означает упускать саму практику, не понимать ее основу. Смысл этого наставления – «не выдавать секретов врагу».

«Не медитируй» касается медитации на пустоту. Если думать, что этот мир – сосуд с его содержимым, то есть существами – подобен вазе, в которой нет воды, и медитировать на такую частичную пустоту, то это не приведет к постижению естественного состояния. Смысл этого наставления – оставить явления как есть.

«Не анализируй» касается наблюдаемых объектов. Если анализировать наблюдаемые объекты, то, как бы мы ни были искусны и блестящи в этом, это не будет выходить за пределы характеристик, интеллекта или мыслительных процессов. Смысл этого наставления – не анализировать тот или иной объект, выбранный в силу желания.

«Оставь ум в его природе» касается его природы как она есть. Если мы хотим все сделать как можно лучше и так далее и стараемся корректировать, то эти старания напрасны. Его природа – живая и ясная, присутствующая, нагая, совершенно свежая и чистая, неподдельно ясная, непрерывная, свободная от всех наименований, но и не противоречащая никаким наименованиям, неописуемая истина. Если посмотреть на одну меру бобов, то это одни и те же бобы: покойся свободно в самоосознании и самоясности. Смысл этого наставления – никогда не поддавайся подавленности.

Таким образом, в этих шести дхармах сконцентрированы все указания для взращивания Махамудры. Если усвоить эти ключевые аспекты, то исчезнет почва для случайных загрязнений».

И далее: «Самое главное в стремлении успокоить ум – преданность Ламе. Далее – важно хорошо освоить позу для созерцания и способ взгляда. Кроме того – примени метод установления ума согласно Сарахе:

 

Если бросить и не заботиться,

То неподвижен, стабильно покоится,

Как верблюдица, которая делает наоборот, –

Вот это понять мне удалось.

 

Если думать: «Я должен держать этот ум и никуда не упускать», – такой настрой и может вызвать умножение и рассеивание мыслей. Это можно сравнить с тем, что человек прибывает в какую-нибудь область, и некий местный начальник говорит ему: «Я тебя отсюда не выпущу, сегодня останешься здесь». Тогда этот человек, если даже и прибыл туда по собственному желанию, из-за такого обстоятельства решит, что это создает ему трудности, подумает: «Это мне не подходит, лучше отсюда выбраться», – и начнет готовиться к побегу. Если бы начальник этого не говорил, то он бы и оставался там с удовольствием столько, сколько хотел. Поэтому нужно ничего не поручать уму, позволить ему расслабиться и отдыхать, не отвлекаться, не созерцать что-то, без каких-либо корректировок, без суеты, легко. Без надежд и опасений, ни о чем не заботясь, тихо. В этом состоянии – не копайся в прошлом, не предвосхищай будущее, пребывай в настоящем, – не переделывая, без надежд и опасений. Хорошенько отсеки всякую заинтересованность внешним и не принимай ошибочно то, что воспринимается умом, за внешнее. Даже мысль: «Если созерцание зародится, буду рад, а не зародится – это так плохо», – может стать началом множества цепочек мыслей, и лучше быть в состоянии, свободном от созерцания и созерцающего, оставить ум в покое, будто ничего не помня и расслабившись, и он в конце концов сам собой успокоится. Как говорил Сараха:

 

Ум, к мирским делам привязанный и ими скованный,

Лишь расслабь – освободится, нет сомнения.

 

Остановить всякую мыслительную активность, связанную с тремя временами, и не прибегать к придумыванию – лучший способ поиска спокойного ума. В противном случае, если мы чрезмерно подвержены хотению, волнуемся по поводу медитации и медитатора, то отвлекаясь, то концентрируясь, не освоили позу для медитации и способ взгляда, не усмирили поток сознания силой глубокой преданности, то, сколько ни сиди на одном месте, ум оставаться на одном и том же месте не захочет. Вообще, особенность ума такова, что, если его схватывать, то он оказывается неуловим, если же отпустить, то оказывается, что идти ему и некуда. Свойства всех надежд и опасений сводятся к этому, и если не научиться расслаблять ум в его естественном состоянии, то созерцание не появится».

И вот слова Тилопы:

 

Отбрось все действия тела, покойся свободно в естественности,

Когда твоя речь безмолвна, все звуки пусты и эху подобны,

Не думай умом ни о чем, в явлений простой торжественности.

Тело подобно стеблю бамбука, лишенное сущности вовсе,

А ум как центр неба, не уместится в мыслях,

В состоянии этом не держись и не отбрасывай, ненапряженно покойся.

 

И еще:

 

Когда ты от фантазий и от всех желаний свободен,

То все возникает и успокаивается, как на воде рисунок,

Не пребывай, не ищи опоры и от истины не отклоняйся,

Тогда и от обетов священных не отклонишься – светоч во мраке.

Если ты от желаний свободен и в крайности не впадаешь,

То все разделы Дхармы как нужно увидишь,

В истину погружаясь, из тюрьмы сансары освободишься,

В истине утверждаясь, сожжешь все проступки, завесы,

Ты тогда учения светочем, Дхармы светочем станешь.

 

И еще фрагмент:

 

Отношения привязанности и ненависти с земляками

Отсеки, на лесистых склонах, в горных скитах созерцанием занимайся,

Пребывай в состоянии, когда нечего созерцать,

Тогда сможешь до Махамудры недостижимой достать.

 

Из текста «Отдыхать в природе ума» Лонгчен Рабджама:

 

Сначала успокойся в состоянии расслабленном.

Затем, чтобы сосредоточенности устранить погрешности,

Вглядывайся пристально и непредвзято.

Смешивая созерцание в конце с тем, что последует,

Отбрось хватание за что-то и когда-то.

Не исследуй прошлое и будущее не притягивай,

Не привязан к настоящему, в пространстве обретайся,

Мыслей трех времен потоки пресеки

И в безмыслие самадхи погружайся.

 

Из «Амулета Махамудры» Таранатхи: «После того как вознес искреннюю молитву Ламе над макушкой, позволь телу покоиться в естественности, расслабив мышцы рук и ног и четыре канала в состоянии вне усилий. Естественность речи – не пытайся открывать или смыкать губы и ничего не говори. Будь свободен от мыслей о желании приучиться к правильному положению глаз, и не думай и о том, что сейчас занимаешься подготовительными упражнениями, – вообще ни о чем не думай, будто изумившись, всецело останься в погружении. Такова естественность ума. Остаться, будто изумившись, в этом состоянии, подобно тому как рождается бог Мира Желаний, является мерой первой подготовки и называется «простым сознанием», а также «первым умом». Это проявляется у всех существ – например, когда сделал перерыв и отдыхаешь, однако они не узнают это состояние, и в результате скитаются в сансаре. Сейчас нужно распознавать его во всех ситуациях. Во время еды или держа четки или что-нибудь другое в руке, нужно взирать на это взглядом слона и, будто изумившись, окунаться в это состояние. Так же когда глядишь по сторонам – смотришь на небо или на что бы то ни было, сначала нужно полностью входить в пустоту-ясность вне хватания, будто убираешь пелену с глаз, думая: «Это от самопроявления моей подготовки», – распознавая, будто изумившись, и устанавливая это. Кроме того, в этом же глубоком состоянии изумленного осознания если пойти погулять и справлять малую нужду, то не почувствуешь ни испуга, ни стыда в окружении даже сотни женщин. Также и во время четырех видов повседневных действий – хождения, стояния, сидения и лежания – нужно не отклоняться от состояния ясности-пустоты вне хватания. Из Шикшасамуччаи:

 

Что ты ни делаешь – идешь, стоишь, сидишь, лежишь – предельно будь осознан,

Смотри на расстояние ярма, когда идешь – ум будет оставаться собран.

 

Одним словом, когда говоришь, декламируешь сутры, повторяешь мантры, слушаешь или объясняешь Дхарму и так далее, – во всех ситуациях не отклоняйся от того спонтанного состояния ясности-пустоты вне хватания».

Очень важно настойчиво и усердно применять на практике безукоризненные поучения прошлых мастеров Кагью.

«Я кондуктором звёздным недаром слыву –

Я билеты до звёзд вам продам наяву!» 

— Из песенки 60-х.

 

 

Критиковать – занятие сегодня более чем неблагодарное, – небезопасное. Если во времена В.В. Стасова художественная критика носила характер напряжённого порой диалога с творцом произведения – композитором, живописцем или писателем – то ныне… В лучшем случае услышишь: «Кто умеет – делает, кто не умеет – учит», а в худшем и врагов нажить можно. И всё-таки не могу не высказаться по поводу «главного события года», о котором мы были оповещены многочисленными афишами с портретом Ильи Олейникова в центре и словом «ПРОРОК» под ним. Воистину любовь народная творит чудеса!

 

Жанр спектакля И. Олейникова и Н. Дуксина обозначен как мюзикл. Будучи страстным любителем музыкального театра, я, как и многие поклонники «картонного меча и фланелевого сердца», жду с надеждой часа возрождения того волшебства, которое этот театр дарит. Единожды испытавший этот трепет не забудет его никогда, как миг воспарения, будет стремиться пережить его снова и снова, будет переписывать музыку, выученную наизусть, подпевать любимым исполнителям – мысленно, чтобы не помешать чуду… Когда был поставлен первый наш мюзикл «Орфей и Эвридика» Журбина, мы ходили на этот спектакль по десять-пятнадцать раз. Яркое музыкальное представление, мощный звук инструментов, невиданные переливы лазерных эффектов – незабываемое переживание… Ах, семидесятые! Всё-то было внове, впервые… Ну а чем, скажите мне, можно завлечь зрителя в театр сегодня, «развести» его на приобретение билета за 300-500, а то и поболее рублей? Единственно всё тем же обещанием чуда, полёта в страну оживших грёз и мечтаний. И сыплются эти обещания щедро, как ватрушки с небес. Эта – единственно уцелевшая в нашем обществе – форма щедрости называется «новыми информационными технологиями» и позволяет без всякой волшебной палочки превращать разбодяженный концентрат в эликсир первого отжима, метизы – в алмазы, крашеного кролика – в австралийского тушкана. Вот-вот выдохнутся, как газ из незакрытой бутылки, фэйковые «технологии» одурачивания еле живого потребителя, а он всё ищет новых «пророков». Оттуда – из волшебного фонаря ни за что ответственности не несущих рекламодателей. В искусстве же, которое по своей природе и так является «обманом», эти штучки не проходят. «ПРОРОК» – так назван (без кавычек!) новый мюзикл. Доверчивому зрителю наконец-то выпал шанс увидеть не копию бродвейского хита полувековой давности в пародийной версии, а самостоятельный новейший продукт «не имеющий аналогов», «сопоставимый с концертами мировых звёзд». Не мог я профукать этот шанс. Ринулся.

 

Розыгрыш, можно сказать, удался. История прямо из «Городка», да и только. Фонограмма-минусовка с хорами, проекция на три экрана – такое, конечно, и не снилось мировым звёздам. Равно как и тем, кто (хотя бы на видео) наблюдал концерты Pink Floyd, Питера Габриеля или Мадонны. Оба автора практически не покидают сцену на протяжении спектакля. В пространстве своего бенефиса Олейников и Дуксин центральны, как перец и соль на обеденном столе. Балет работает истово, что и понятно – в их задачу входит порасторопнее менять закуски: салат из сарказма и сентиментальности, окрошку из костюмов и движений. Пару раз возникают «сооружения» декораций. Всё это «уже где-то было», кем-то подавалось, но, похоже, именно это и есть задумка авторов. Для «события года» риск неуместен! И обязательно купите программку – там вы найдёте столь горячо любимые «хит-мейкерами» слова: «грандиозное», «фантастические», «уникальные», «поразительные» и, само собой, «эксклюзивные». А главное – узнаете сюжет. Хозяин городской свалки «парит», выражаясь языком современности, забредшего туда невесть откуда слепого философа. В рок-опере «Томми» группы The Who, гениально снятой Кеном Расселом ещё аж в 1975 году, сходный эпизод длится несколько минут. В «Пророке» всё содержание оным исчерпывается. Действие скользит неторопливо, подобно разболтанной пригородной электричке. Названия станций знакомы до банальности: 1 – детство, 2 – юность, 3 – зрелость, и так далее, до конечной остановки. Однообразно, как колёса на стыках рельсов, стучит ритм поэмы, читаемой двумя немолодыми героями. Вполне такой милый «междусобойчик», пикничок с начинкой. Вот вошли и проехали одну остановку милые и трогательные старички-супруги: хочет бабушка вязать, хочет дедушка поспать… малиновки заслыша голосок. И снова бесконечный пейзаж родной помойки за окнами, бездумная красота отстиранных от пятен пассажиров… скучища поездная. Бегает кондуктор в бархатном халате, отороченном мехами – так кто ж его боится? Шантрапа безбилетная разве что. А мы все – с билетами! Событие года всё-таки, а год-то кончается! Закончился и спектакль. Ни ярких вокальных номеров, ни значительных персонажей – без излишеств, отвлекающих от любимого актёра. Герой Олейникова – он сам. Не пророк, а доктор Айболит на копеешной пенсии, констатирующий, что «больной скорее мёртв, чем жив». Блестящий в миниатюрах «Городка», он «не работает» в крупной форме, которой по сути и нет – происходящее на сцене напоминает съёмки телевизионного шоу. В фойе слышу от кого-то историю о том, что будто бы Олейников продал квартиру, чтобы поставить этот мюзикл – ситуация, знакомая не понаслышке… Однако жертвы тщеславию – тщетны. Стремление взрослого человека осмыслить и суммировать жизненный опыт естественно и понятно. Но, как сказал бы пророк Иоанн, доживи он до наших дней, снявши голову, по волосам не плачут, а назвавшись груздем – …

 

«Бог из машины» древних греков предельно точно разместил приоритеты в театре: здесь царствуют трюк, условность, за которыми – обобщение, вызывающее изменение сознания зрителя. Упомянутый выше Стасов так описывает выбранное Глинкой в опере «Сусанин» драматическое направление: «Оно ведёт к тому, что отдельное лицо является не столько живым человеком, составленным из плоти и крови, сколько типом, обнимающим целый ряд отдельных личностей, и что, таким образом, то, что выигрывается со стороны мысли, высшего идеального и морального чувства, теряется со стороны жизненной силы представления…». Похоже, потомки обманутых Иваном Сусаниным поляков завели наш «мюзикл» в суровый лес западного шоу-бизнеса, а «с волками жить – по-волчьи выть». Тут рекламные славословия не помогут. Богатырь Гергиев в состоянии поставить «Очарованного странника» Щедрина, показать потрясающий видеоряд Билла Виолы к Вагнеру, даже заказать оперу современному композитору… но это уже совсем другая история. В нашей театральной антрепризе нет базы для полёта, поиска, эксплуатируются несколько имён и «продаются» малобюджетные «спектаклики на троих». Поневоле вспомнишь стихи Фофанова:

 

Там белых фей живые хороводы,

Луна, любовь, признанья и мечты.

А здесь борьба за призраки свободы,

Здесь горький плач и стоны нищеты.

 

Не верю, что пустое и фальшивое может тронуть сердца. Знаю – лгут те, кто говорит: «Публика это любит». На нелёгком пути творчества «Пророк» – лишь предтеча подлинного Пророка: «Ступай, дитя мое, в мир, соедини Восток и Запад гармонией твоей музыки, распространяй мудрость, ибо ты одарен Богом Всемилостивейшим, Милосердным.»

Давайте жить просто!

Это не так невозможно, как многим кажется.

 

Правила простой жизни просты.

Для начала попробуйте делать сами всё, что можно сделать самим.

Не спешите покупать то, что можно сбить, сшить, сложить, склеить самим. Придумать. Изобрести. Найти. Одолжить. И почему мы вообще считаем, что непременно надо все дела решать через покупку чего-то? Я лично не верю ни одному рецепту, который начинается со слова «купить». Хочешь преуспеть в жизни – купи то-то и то-то. Хочешь отдохнуть – купи что-то ещё. Хочешь родить ребёнка – опять иди покупай. И так далее. И потом. Купить – ещё не значит решить проблему. Это только кажется, что покупка сразу закроет возникшую щель. Такая удача выпадает куда реже, чем хотелось бы. На деле чаще бывает наоборот: вместо исправления, улучшения мы получаем новые щели, когда полагаемся на волевое усмирение фортуны с помощью принудительной силы прогресса. Безопасными вполне могут быть лишь регулярно возобновляемые поступления того, что нуждается в периодической смене: базовые продукты, лампочки и батарейки, полотенца и подобное – то, что всегда должно присутствовать в хозяйстве в примерно постоянном объёме. А уж на этом фоне можно себе позволить время от времени незатейливые вкрапления, требующие доли риска.

 

То, что невозможно сделать самим, часто оказывается вообще лишним и ненужным. А то, что вам и впрямь нужно, но не может быть вами сделано, само вас найдёт – тогда, когда созреет и нужда, и готовность принять новое. Вряд ли кому достанет энтузиазма и изобретательности сделать своими руками холодильник, пианино или хотя бы театральный бинокль, даже простые очки. Но соединение с такими объектами пусть будет встречей судьбы.

Не транжирьте вещи. Не выбрасывайте их, если они могут послужить ещё в ином качестве, назваться другим именем. Служить другим хозяевам и целям. И помните об этом, выбирая новое. Поэтому почаще выбирайте то, что способно перерождаться и возвращать себе невинность. Хороши только те вещи, которые способны вызывать ОТНОШЕНИЕ и через это становиться дорогими, близкими. Которые готовы делить с нами жизнь. Значит – содержать и давать жизнь, делиться ею в свою очередь с нами. Становиться друзьями. «Старый друг лучше новых двух,» – говорит известная пословица. А друзьями не бросаются. Тем более старыми. Вся наша материальная среда, а с ней и духовная, нужна нам как надёжный испытанный друг, верная опора всего лучшего в нас.

Не зря когда-то Гёте десятками лет чинил и совершенствовал свой старый стул-табурет, на котором любил сидеть, когда писал. Ведь это не потому, что у него не хватало средств на новый. Очень даже хватало! Но стул и он хорошо знали друг друга, успели отлично друг друга понять, приспособиться, и поэтому могли вместе безоглядно отдаваться творчеству.

А новое – это ведь всегда чужое. Полезно только в малых дозах и не слишком часто. Полезно, когда оно присоединяется к своему, делает его лучше, полней, но не заменяет, не выталкивает его. Иначе, когда нового, то есть чужого, появляется в избытке, сама жизнь может стать чужой, чуждой. И не факт, что нам вообще удастся эту чуждость подчинить, присвоить. Чаще происходит обратное. Всё новое – резкий толчок, сдвигающий ракурс, меняющий курс. А всегда ли мы в этом нуждаемся? И всегда ли успеваем уследить за внезапным разворотом?

Если вам что-то не нравится в условиях обыденного существования, приложите к этим условиям голову и руки, чтобы их улучшить. Ведь хотя бы что-то наверняка вам под силу. А там, глядишь, притянется подобное к подобному, к улучшенному ещё лучшее.

 

Считайте правилом приличия не покупать слишком дорогие (или просто дорогие) вещи. Качество соответствия, гармонии с личностью не зависит от цены, как правило. Ещё меньше зависит от погони за выгодой. Погоня вообще вещь сомнительная. А шиковать дороговизной, даже дёшево доставшейся, – и вовсе дурной тон. Лучше поступать проще – воспитывать индивидуальный вкус, угадывать своё среди не-своего: чем ближе совпадение с собой, тем эффектней, тем убедительней.

Занедужив, попытайтесь первым делом понять, что же в действительности с вами происходит. И почему оно произошло, в чём смысл этого. Ничто не возникает из ничего. Что-то в вашей жизни, в отношении к ней привело к этой неприятности, к необходимости радикальных исправлений или перенастройки. Само понимание настоящей причины – не общей, а вашей персональной, часто помогает лучше, чем медицинские изыски. И узнать заодно получше себя и жизнь тоже не вредно. Вредней отмахиваться от себя, автоматически препоручать себя безликим общим средствам и механизмам. И что заставляет думать, что они помогут? К тому же быть внимательным к себе – это так просто! Не надо никуда ездить, ходить, просить, платить, передоверять себя тем, кто даже не знает, кто вы, чем отличаетесь от всех других. И для этого не нужна страховка!

 

Старайтесь занимать столько жилой площади, сколько вы способны самостоятельно обслужить. Пусть именно это будет идеальным критерием желаемого домашнего пространства.

Если вы хотите что-то построить, вначале попробуйте сделать это своими руками. Хотя бы частично. Хотя бы в воображении. Замысел в процессе практического воплощения обязательно будет меняться, применяться к вашим способностям, к материалам, которыми вы располагаете. Первоначальному дизайну придётся адаптироваться к бесчисленным поправкам, диктуемым вашими практическими возможностями. В итоге получится нечто бесценное и уникальное. А самым бесценным и уникальным станет возникшее в вас засчёт взаимодействия с задачей понимание её и своей натуры.

При строительстве или ремонте старайтесь максимально использовать «подножный» материал, тот, что лежит прямо под рукой, валяется под ногами, скапливается, залёживается, задерживается с течением жизни и терпеливо ждёт часа оправдать своё присутствие и своего шанса «встроиться» в нечто позитивное, самоценное. В каждой жизни возникают подобные побочные постояльцы, которых и выбросить жалко, и к чему приспособить, непонятно. По крайней мере часть из них заслуживает большего, чем музейная витрина. При том, что содержащейся в них для вас ценности не заменит никакая новинка, потому что главная и уникальная ценность таковых – выработанная принадлежность вашей жизни.

Цените непредвиденные подарки, находки. Они что-то подсказывают. Всё, что приходит в нашу жизнь само, попадает в неё не случайно, посылается вселенской волей и указывает на определённую сторону соответствия с глубинами нашей внутренней вселенной.

 

Не жалейте потраченных на простоту сил. Они не потеряны. Они вложены в вашу подлинность, её реальность.

Простая жизнь укрепляет личность, усиливает и уплотняет её поле.

Простая жизнь делает нас богатыми – богатыми жизнью, в которую мы включаемся без посредников, вживляемся целиком. От которой принимаем из первых рук и отдаём из таких же первых. Ничего не пропуская и не теряя. Из первых в первые – с обеих сторон.

Отечественная война 1812 года и заграничные походы произвели сильнейшее воздействие на современников и оказали громадное влияние на ход развития русского общества. В числе непосредственных участников Отечественной войны 1812 г. оказались 115 будущих декабристов. Среди них как совсем юные офицеры, только накануне войны вступившие в службу, так и уже воевавшие против Наполеона в войнах 1805-1807 гг., прошедшие Аустерлиц, Фридланд и пережившие унижение Тильзита. Война 1812 г. породила огромное количество тематической литературы. О ней писали русские и французы, немцы и англичане. Особое место в воспоминаниях о «боях и походах двенадцатого года» занимают свидетельства декабристов. Именно в среде декабристов созрела мысль о необходимости создания истории борьбы с нашествием Наполеона. Одним из первых в России осознал необходимость иметь историю Отечественной войны Федор Николаевич Глинка – полковник русской армии, будущий декабрист, видный поэт и прозаик. Дневники, письма, воспоминания декабристов о событиях тех лет дают представление о личных качествах декабристов – горячих, храбрых, беззаветно любящих свое Отечество. Как очевидцы незабываемых событий, как воины, отстоявшие свою землю, они с горячей любовью к родине пишут о беспримерном героизме русского народа.

Виновник всех бедствий России – Наполеон

К началу 1812 г. отношения между Россией и Францией обострились. Начиная с конца 1811 г. русское правительство с минуты на минуту ожидало нападения, так как Наполеон не скрывал своих антирус­ских настроений, всячески обострял конфликт. Наполеон мечтал о мировом господстве и был уверен, что в новой войне Россия не сможет ему противостоять. В его распоряжении была огромная, хорошо вооруженная, с большим военным опытом армия под командованием бывалых военачальников. «Наполеон самовластно располагая силами Франции, Италии, Рейнского союза и поляками, вместе выставившими до полумиллиона войск, повел их на Россию», – так охарактеризовал нападение Наполеона на Россию декабрист М.А. Фонвизин¹. Наполеон собрал в свою «Великую армию» силы всей Европы: кроме французов, составлявших почти половину армии, здесь были итальянцы, голландцы, португальцы, швейцарцы, австрийцы, пруссаки, поляки и представители других народов. Численность русских войск на начало войны составляла около 240 тыс. человек, ее основными силами были русские солдаты, преимущественно из крепостных крестьян.

10 мая 1812 г., за месяц до начала войны, будущий декабрист Ф.Н. Глинка записывает в дневнике: «…Война эта должна быть необыкновенна и ужасна. Наполеон, разгромив большую часть Европы, стоит, как туча, и хмурится над Неманом. Он подобен бурной реке, надменной тысячью поглощенных источников; грудь русская есть плотина, удерживающая стремление, – прорвется – и наводнение будет неслыханно! … Ужели бедствия нашествий повторятся в дни наши?.. Ужели покорение? Нет! Русские не выдадут земли своей! Если недостанет воинов, то всяк из нас будет одной рукой водить соху, а другою сражаться за Отечество!»²

Перед вторжением в Россию, стоя у ее границ, Наполеон заявил: «Меньше чем через два месяца Россия запросит мира»³.  В своем воззвании к армии 11 июня 1812 г. он не скрывал планов превращения страны в колонию, захвата ресурсов и рынков сбыта, порабощения русского народа и установления своего мирового господства: «мир, который мы заключим, будет прочен, и обеспечение уничтожит пятидесятилетнее гордое и неуместное влияние России на дела Европы»⁴. Форсирование Немана началось в тот же день, 11 (23) июня в 10 часов вечера. Три роты легкой пехоты армии Наполеона на лодках переправились через Неман. Граница России была нарушена. В начале кампании Наполеон самоуверенно заявлял, что не пройдет и месяца, как они будут в Москве. Шестисоттысячная армия Наполеона, не знавшая поражений, теснила русские войска, продвигаясь по земле Отчизны, опустошая ее и выжигая все на своем пути.

Готовясь к борьбе с Наполеоном, прогрессивно настроенное русское дворянство в порыве патриотизма поступало в ряды действующей армии. Князь Трубецкой С.П., говоря про настроение, царившее в обществе, отмечал, что: «Виновником всех своих бедствий Россия признавала Наполеона»⁵. Как вспоминал впоследствии о чувствах русской молодежи накануне войны декабрист Сергей Волконский: «Поражение Аустерлицкое, поражение Фридляндское, Тильзитский мир, надменность французских послов в Петербурге, пассивный вид императора Александра перед политикой Наполеона I-го – были глубокие раны в сердце каждого русского. Мщение и мщение было единым чувством, пылающим у всех и каждого. Кто не делил это – и весьма мало их было, – почитался отверженным, презирался»⁶.

Декабрист Фонвизин М.А. объяснял влечение дворянской молодежи к военной службе так: «Две неудачные войны с Наполеоном и третья, угрожавшая в 1812 году независимости России, заставили молодых русских патриотов исключительно посвятить себя военному званию на защиту отечества. Дворянство, патриотически сочувствуя упадку нашей военной славы в войнах с Франциею 1805 и 1807 годов и предвидя скорый разрыв с нею, спешило вступать в ряды войска, готового встретить Наполеона. Все порядочные и образованные дворяне, презирая гражданскую службу, шли в одну военную; молодые тайные и действительные статские советники с радостью переходили в армию подполковниками и майорами перед 1812 годом»⁷.

А.Н. Муравьев – видный деятель раннего периода движения декабристов, инициатор создания «Союза Спасения» вспоминал: «Наступил знаменитый 1812 год. Ожидалась война с французами, и не только с одними ими, но и со всею Европою… Умы во всей России, особенно же в обеих столицах, были в высшей степени взволнованы и возбуждены; сердца всех военных пламенели встретиться и сразиться с неприятелем. Дух патриотизма… сам собою воспылал. Ненависть к французам и к иностранцам вообще развилась во всей силе… Трудно описать, в каком все были одушевлении и восторге и как пламенно было стремление к войне не одних только офицеров, но и солдат. Всем хотелось отомстить за Аустерлиц, Фридланд и за неудачи, которыми мы в прошедших войнах постыжены были”⁸.

Здесь, России у дверей

Отступавшие под натиском Наполеоновских войск русские армии соединились под Смоленском. В жестоких боях за город в первых числах августа 1812 г. сражалось много будущих декабристов, в их числе М.С. Лунин, М.Ф. Орлов, Ф.Н. Глинка, А.В. Ентальцев, М.А. Фонвизин и др. Многие из них были награждены орденами за проявленные мужество и храбрость. Двадцатилетний Федор Глинка – один из тех, кто был участником битвы за Смоленск. Он посвятил Смоленску несколько военных песен. В его стихах «Военная песнь, написанная во время приближения неприятеля к Смоленской губернии» есть строки:

 

Теперь ли нам дремать в покое,

России верные сыны?!…

Скуем в мечи серпы и плуги:

На бой теперь – иль никогда!⁹

 

А в его «Солдатской песне» есть такие слова:

Вспомним, братцы, россов славу

И пойдем врагов разить!…

Под смоленскими стенами,

Здесь, России у дверей,

Стать и биться нам с врагами!¹⁰

 

Оборона Смоленска была очень тяжелой для его защитников, враг значительно превосходил их силой войск. Наполеон потерял в атаках 20 тыс. человек, но город взять не смог. Тогда он приказал его зажечь. В «Письмах русского офицера», рассказывая о сражении за Смоленск, Глинка ярко и эмоционально передает детали боя. «Я видел ужаснейшую картину – я был свидетелем гибели Смоленска… 4 числа неприятель устремился к Смоленску и встречен, под стенами его, горстью неустрашимых Россиян. 5 числа, с ранней зари до позднего вечера, 12 часов продолжалось сражение перед стенами, на стенах и за стенами Смоленска. Русские не уступали ни на шаг места; дрались как львы. Французы, или, лучше сказать, поляки, в бешеном исступлении лезли на стены, ломились в ворота, бросались на валы и в бесчисленных рядах теснились около города по ту сторону Днепра. Наконец, утомленный противоборствием наших, Наполеон приказал жечь город, которого никак не мог взять грудью. Злодеи тотчас исполнили приказ изверга. Тучи бомб, гранат и чиненных ядер полетели на дома, башни, магазины, церкви. И дома, церкви и башни обнялись пламенем – и все, что может гореть, – запылало!.. Опламененные окрестности, густой разноцветный дым, багровые зори, треск лопающихся бомб, гром пушек, кипящая ружейная пальба, стук барабанов, вопль старцев, стоны жен и детей, целый народ, падающий на колени с воздетыми к небу руками: вот что представлялось нашим глазам, что поражало слух и что раздирало сердце!.. Толпы жителей бежали из огня, полки русские шли в огонь… В глубокие сумерки вынесли из города икону смоленской божьей матери. Унылый звон колоколов, сливаясь с треском распадающихся зданий и громом сражений, сопровождал печальное шествие это. Блеск пожаров освещал его. Между тем черно-багровое облако дыма засело над городом, и ночь присоединила темноту к мраку и ужас к ужасу. Смятение людей было так велико, что многие выбегали полунагими и матери теряли детей своих. Казаки вывозили на седлах младенцев из мест, где свирепствовал ад. Наполеон отдал приказ, чтоб Смоленск взят был непременно 5 числа; однако ж русские отстояли его грудью, и 5 числа город не был взят» ¹¹. Утром 6 августа, по приказу главнокомандующего, русские войска оставили Смоленск, представлявший собой груду пепла.

Скуем в мечи серпы и плуги

Наполеон, рассчитывавший встретить в России только сопротивление армии, в действительности столкнулся с национально-освободительным движением. Чем дальше в глубь России продвигались французские войска, грабя население, отбирая у крестьян продукты и разоряя жилища, тем сильнее становилось сопротивление народа, вставшего на защиту Родины. Крестьяне организовывали отряды самообороны и вели с неприятелем настоящую партизанскую войну.

«Война 1812 года пробудила народ русский к жизни и составляет важный период в его политическом существовании, – отмечал декабрист Якушкин И.Д., – Все распоряжения и усилия правительства были бы недостаточны, чтобы изгнать вторгшихся в Россию галлов и с ними двунадесять языцы, если бы народ по-прежнему остался в оцепенении. Не по распоряжению начальства жители при приближении французов удалялись в леса и болота, оставляя свои жилища на сожжение. Не по распоряжению начальства выступило все народонаселение Москвы вместе с армией из древней столицы. По рязанской дороге, направо и налево, поле было покрыто пестрой толпой, и мне теперь еще помнятся слова шедшего около меня солдата: «Ну славу Богу, вся Россия в поход пошла!»» ¹²

Впервые о том, что война начинает приобретать народный характер, Ф.Н. Глинка записал в дневнике еще до битвы за Смоленск: «Солдаты будут драться ужасно! Поселяне готовы сделать то же. Только и говорят о поголовном наборе, о всеобщем восстании. «Повели, государь! Все до одного идем!» Дух пробуждается, души готовы. Народ просит воли, чтоб не потерять вольности. Но война народная слишком нова для нас. Кажется, еще боятся развязать руки. До сих пор нет ни одной прокламации, дозволяющей сбираться, вооружаться и действовать, где, как и кому можно. «Дозволят – и мы, поселяне, готовы в подкрепу воинам. Знаем места, можем вредить, засядем в лесах, будем держаться – и удерживать; станем сражаться – и отражать!..» ¹³

17 августа в дневнике Глинки появляется запись, что война уже давно обрела народный характер: «Война народная час от часу является в новом блеске. Кажется, что сгорающие села возжигают огонь мщения в жителях. Тысячи поселян, укрываясь в леса и превратив серп и косу в оборонительные оружия, без искусства, одним мужеством отражают злодеев. Даже женщины сражаются!.. Всякий раз, когда, идя с солдатами во время ночных переходов, завожу с ними разговор или слушаю их, разговаривающих, то во всех поступках их замечаю ревностное и пламенное желание стать и сражаться! Горящие окрестности, разоряемые церкви, поруганная святыня и стон жителей с неизъяснимой силой действуют на души их. О! Как добры и благочестивы солдаты русские!… Никто не умеет так оценить и помнить храбрости офицера, как они»¹⁴.

Михаил Фонвизин дополняет картину привлечения народных масс к вооруженной борьбе против захватчиков: «Русская армия, непобежденная, отступила к Москве. Все от начальников до простых солдат, были воодушевлены одним желанием: сразиться с французами под стенами древней столицы … началась жестокая убийственная народная война. Русские всех сословий, не жалея ни себя, ни своего достояния, готовы были на все пожертвования, чтобы только отразить врага»¹⁵.

Русский государственный и общественный деятель, ученый, декабрист Н.И. Тургенев также акцентирует внимание, что: «Завоеватель не нашел в России ни изменников, ни даже льстецов… На русской территории Наполеон встречал только врагов; часто даже отдельные лица оказывали ему блестящее сопротивление. В Смоленской губернии несколько дворян умерли смертью мучеников, сопротивляясь победителю. Знаменитый Растопчин сжег свою усадьбу и оставил там надпись, в которой французы могли прочесть, что такой же прием ожидает их всюду»¹⁶.

День Бородина

В Бородинском сражении участвовало 65 будущих декабристов. Все они геройски проявили себя в одной из величайших битв того времени, внеся свой вклад в спасение Отечества от захватчиков. Наполеон у Бородино имел 135 тыс. человек и 587 орудий. У Кутузова было около 120 тыс. человек, включая ополченцев, вооруженных в основном деревянными пиками, и 640 орудий. Воодушевление в русском войске было необыкновенное. Бородинское сражение началось 26 августа на рассвете, в 5-30 утра, когда свыше 100 французских орудий начали обстрел Семеновских (Багратионовых) флешей. Битва продолжалась более двенадцати часов.

А.Н. Муравьев во время Бородинской битвы состоял при главнокомандующем 1-й армии Барклае-де-Толли «во все продолжение сражения»¹⁷, исполняя обязанности его адъютанта. Спустя много лет он вспоминал: «… разительно было расположение духа обеих сторон: неприятель, возбуждаемый прокламациями своего вождя, разложил большие огни, упивался чем кто мог и кипел против нас яростью; наши же, напротив, также озлобленные на французов и готовые наказать их за нашествие на Отечество наше и разорение, ими причиняемое, воздерживались, однако, от излишества в пище и питье, которого было у нас много поблизости от Москвы, и молили бога о подкреплении их мужества и сил и благословении в предстоявшей отчаянной битве. Кн. Кутузов велел по нашим линиям пронести икону божией матери, спасенную войсками из Смоленска. Повсюду служили перед нею молебны… Я видел эту ужасную сечу, весь день присутствовал на ней, был действующим лицом, употребляем был Барклаем-де-Толли, при котором весь день находился, и, исполняя его приказания видел и убедился в том, что без помощи свыше невозможно было 110 000-му войску не только устоять, но и во многих местах дать победительный отпор разъяренному нападению 140 000-ной армии, такой, какова была неприятельская, предводительствуемая самим Наполеоном»¹⁸.

В «Письмах русского офицера» Ф.М. Глинка описал начало Бородинского сражения: «Застонала земля и пробудила спавших на ней воинов. Дрогнули поля, но сердца спокойны были. Так началось беспримерное Бородинское сражение 26 августа. Туча ядер, с визгом пролетавших над нашим шалашом, пробудила меня и товарищей. Вскакиваем, смотрим – густой туман лежит между нами и ими. Заря только что начинала зажигаться. Неприятель подвез несколько сот орудий и открыл целый ад. Бомбы и ядра сыплются градом. Треск и взрывы повсеместны… Большую часть этого ужасного дня проводил я то на главной   батарее, где находился Светлейший, то на дороге, где перевязывали раненых… Я видел это неимоверно жестокое сражение и ничего подобного в жизнь мою не видал, ни о чем подобном не слыхал и едва ли читывал. Я был под Аустерлицом, но то сражение в сравнении с этим – сшибка! Те, которые были под Прейсиш-Эйлау, делают почти такое же сравнение!»¹⁹

Благодаря подробным записям в дневниках, которые Глинка делал во время отдыха, в перерывах между сражениями, мы видим «это неимоверно жестокое» Бородинское сражение так, как его видел он: «… до 400 тысяч лучших воинов, на самом тесном, по их многочисленности, пространстве, почти, так сказать, толкаясь головами, дрались с неслыханным отчаянием: 2000 пушек гремели беспрерывно. Тяжко вздыхали окрестности – и земля, казалось, шаталась под бременем сражающихся. Французы метались с диким остервенением; русские стояли с неподвижностью твердейших стен. Одни стремились дорваться до вожделенного конца всем трудам и дальним походам, загрести сокровища, им обещанные, и насладиться всеми утехами жизни в древней знаменитой столице России; другие помнили, что заслоняют собой эту самую столицу – сердце России и мать городов. Оскорбленная вера, разоренные области, поруганные алтари и прахи отцов, обиженные в могилах, громко вопияли о мщении и мужестве.

Сердца русские внимали священному воплю сему, и мужество наших войск было неописанно. Они, казалось, дорожили каждым вершком земли и бились до смерти за каждый шаг. Многие батареи до десяти раз переходили из рук в руки. Сражение горело в глубокой долине и в разных местах, с огнем и громом, на высоты всходило. Густой дым заступил место тумана. Седые облака клубились над левым нашим крылом и заслоняли середину, между тем как на правом сияло полное солнце. И самое светило мало видало таких браней на земле с тех пор, как освещает ее. Сколько потоков крови! Сколько тысяч тел!

…Сражение не умолкало ни на минуту, и целый день продолжался беглый огонь из пушек. Бомбы, ядра и картечи летали здесь так густо, как обыкновенно летают пули; а сколько здесь пролетало пуль!.. Но это сражение неописанно: я сделал только абрис его… Русские устояли! …

…Какое ужасное сражение было под Бородином! Сами французы говорят, что они сделали 60 000 выстрелов из пушек и потеряли 40 генералов! Наша потеря также очень велика. Князь Багратион тяжело ранен. … Но в отечественной войне и люди – ничто! Кровь льется как вода: никто не щадит и не жалеет ее! Нет, друг мой! Ни берега Дуная и Рейна, ни поля Италии, ни пределы Германии давно, а может быть никогда еще, не видали столь жаркого, столь кровопролитного и столь ужасным громом пушек сопровожденного сражения! Одни только русские могли устоять: они сражались под отечественным небом и стояли на родной земле»²⁰.

По подсчетам современных историков, Наполеон потерял при Бородино свыше 58 тыс. человек, или свыше 43% всех французских сил, участвовавших в сражении, а русские войска – 44 тыс. человек убитыми и ранеными.

«Сколько знаменитых и славных генералов наших и отличных офицеров было убито и ранено в сей ужасной битве! …подробно о них упоминается в описаниях Бородинского сражения, в котором с 5 часов утра и до 9 вечера более 1000 орудий с обеих сторон ядрами, картечами и гранатами разносили смерть между сражающимися, не говоря уже о более 200 000 ружей и других оружий и штыков, со зверством необыкновенного исступления наносивших смерть на близком расстоянии и в рукопашном бою»²¹, – с горечью вспоминал А.Н. Муравьев павших в Бородинском сражении.

«Я бы спросил, что чувствовал Наполеон, когда после Бородинского сражения 40 тысяч трупов и раненых, стонущих и изнемогающих людей густо покрывало поле, по которому он ехал? – задавал вопрос В.Ф. Раевский, – А сколько тысяч семейств оплакивали преждевременную потерю отцов, детей, братьев, мужей, любовников, опору семейств, и все эти несчастья от произвола, от жажды владычества одного. По расчету самому точному, 3 миллиона в продолжение его владычества было конскриптов, которые погибли в войнах и походах. Почему человека, гражданина за убийство одного только такого же гражданина, женщину за убийство своего младенца наказывают смертию… а смерто-убийство массами называют победою?»²²

Итог противостояния Наполеона и Кутузова, французской и русской армии в Бородинском сражении:выбывших из строя русских генерала против 49 французских; офицеры – 211 убитых и 1180 раненых русских против 480 убитых и 1448 раненых французских. Наполеон в этой битве потерял лучшую часть своей армии, почти полностью истреблена французская пехота, но сражения он не выиграл. «Из пятидесяти сражений, мною данных, в битве под Москвой выказано наиболее доблести и одержан наименьший успех… Русские стяжали право быть непобедимыми»²³, – позднее признавал сам французский император.

Десятки будущих декабристов, отличившихся в сражениях 1812 г. и заграничного похода, были награждены многочисленными наградами не только российскими, но и иностранными. Многие были пожалованы золотыми шпагами с надписью «За храбрость».

Дети 1812 года

Знаменитая фраза «Мы были дети 1812 года» принадлежит М.И. Муравьеву-Апостолу. Девятнадцатилетним подпрапорщиком лейб-гвардии Семеновского полка он участвовал в Бородинском сражении. По решению «нижних чинов седьмой роты полка» награжден солдатским георгиевским крестом. В истории русской армии это редкий случай, свидетельствующий о большом уважении солдат к юному офицеру, проявившему в Бородинском сражении мужество и героизм. В составе Семёновского полка, в который Муравьев-Апостол вступил накануне начала Отечественной войны, он участвовал в боях под Тарутино, Малоярославцем, был участником заграничных походов. В Кульмском сражении ранен и за боевые заслуги награждён орденом Анны 4 ст.  Впоследствии, после возвращения из Сибири, Матвей Иванович отмечал, что Отечественная война стала одним из исходных моментов декабристского движения. В его записной книжке сохранилась заметка: «Каждый раз, когда я ухожу от настоящего и возвращаюсь к прошедшему, я нахожу в нем значительно больше теплоты. Разница в обоих моментах выражается одним словом – мы тогда «любили». Мы были дети 1812 года. Принести в жертву все, даже самую жизнь, ради любви к отечеству, было сердечным побуждением. Наши чувства были чужды эгоизма. Призываю Бога в свидетели этому»²⁴.

Его брат, будущий руководитель восстания Черниговского полка Сергей Муравьев-Апостол, в возрасте пятнадцати лет вступил в службу в корпус инженеров путей сообщения юнкером. Боевое крещение получил в боях под Витебском, в Бородинском сражении был в составе саперных войск. Под ураганным огнем непрерывно отбивал со своей ротой атаки французов, строя и защищая укрепления – редуты. В его послужном списке – бои под Тарутином, Малоярославцем, Вязьмой, Дорогобужем, Красным. Шестнадцати лет Сергей воевал в «летучем» армейском отряде генерал-адъютанта графа А.П. Ожаровского и за отвагу награжден золотой шпагой с надписью «За храбрость». Участвуя в европейском походе, Сергей сражался при Люцене, Бауцене, Кульме. В Париж вступил в чине капитана, с орденами на груди.

Будущий член Союза Спасения, Союза Благоденствия, руководитель Южного общества, автор «Русской Правды» Павел Пестель накануне войны с Наполеоном, 14 декабря 1811 г., вступил в военную службу в лейб-гвардии Литовский полк в чине прапорщика. Лучший выпускник Пажеского корпуса, он был выпущен первым по успехам с занесением имени на мраморную доску (его имя после 14 декабря 1825 г. по приказу Николая I стерто с доски почета). В Бородинском сражении девятнадцатилетний прапорщик Пестель тяжело ранен в левое бедро. Картечь раздробила кость и повредила сухожилие. За проявленный героизм был награжден золотой шпагой с надписью «За храбрость». Узнав, что Павел не убит, а ранен, обрадованный отец пишет ему: «Я был тронут до слез, когда граф Аракчеев рассказывал мне, что главнокомандующий кн. Кутузов дал тебе шпагу «за храбрость» на поле сражения. Этой наградой ты обязан твоим заслугам, а не протекции и милости. Вот, мой друг, как вся наша фамилия, то есть мой дед, мой отец и я, – мы все служили России – нашему отечеству. Ты едва вступил в свет, а уже имел счастье пролить кровь свою на защиту твоего отечества и получить награду, которая блистательным образом доказывает это… В настоящее время более, чем когда-либо, славно быть подданным России. Мы готовы истребить французскую армию, не выпустив ни одной живой души. Ты должен уже знать все подробности великих подвигов наших армий. Возблагодарим провидение и благословим превосходные войска и достойную уважения нацию, которые нам дадут мир и покой, избавив нас от чудовищ, которые нарушили их и заставили нас испытать все несчастья, какие только возможно»²⁵. Сам Павел Иванович в показаниях следственной комиссии так описывает свое ранение и участие в Отечественной войне 1812 г.: «По открытии компании 1812 года находился я во фронте при полку и был с полком в сражении при селе Бородине, где под самый уже вечер 26 августа ранен был жестоко ружейною пулею в ногу с раздроблением костей и повреждением жил, за что и получил золотую шпагу с надписью за храбрость. От сей раны пролежал я до мая месяца 1813 года и, не будучи еще вылечен, но имея рану открытую, из коей чрез весь 1813 год косточки выходили, отправился я к армии графа Витгенштейна, к коему назначен был в адъютанты. При нем находился я всю компанию 1813 и 1814 годов и во всех был сражениях, где он сам находился. За Лейпцигское сражение получил я орден святого Владимира четвертой степени с бантом, а за все предшествовавшие дела 1813 года, в коих находился после перемирия, был произведен за отличие в поручики. За компанию 1814 года получил орден святыя Анны 2-го класса»²⁶.

Фонвизин Михаил Александрович военную службу начал в пятнадцать лет. В августе 1805 г. в составе Измайловского полка шестнадцатилетним юношей получил боевое крещение при Аустерлице. За отличие награжден орденом Анны 4-й степени. Накануне Отечественной войны, 19 февраля 1812 г., Фонвизин назначен адъютантом А.П. Ермолова. Уже 14 июня он участвует в боях и разбивает французский авангард Себастиани. Под Смоленском, опрокинув со стрелками неприятельскую кавалерию, Михаил Фонвизин получил пулевое ранение в левую ногу. Рана напоминала о себе всю последующую жизнь. За Смоленск он награжден орденом Владимира 4 ст. с бантом, за Бородино получает третий орден – Анны 2 степени. Из Тарутинского лагеря Фонвизин послан Кутузовым командиром казачьего партизанского отряда на Боровскую дорогу, заслужив славу как «один из самых отважных офицеров»²⁷. За Малоярославец, где «завязалось жаркое сражение в самом городе, который шесть раз переходил из рук в руки»²⁸, Фонвизина награждают золотой шпагой с надписью «За храбрость». В заграничных походах 1813 г. он был в авангардных боях и участвовал во всех крупных битвах. В сражении под Дрезденом дрался под проливным дождем «с утра до вечера 3 дня… Под Фонвизином убито 5 лошадей»²⁹. 5 декабря 1813 г. Фонвизин произведен в полковники и вскоре назначен командиром 4-го егерского полка. В сражении при Бар-сюр-Об ранен в шею, что, вероятно, послужило причиной его плена. «После шести недель плена возвратился я к своим… Я был взят в сражении при Бар-сюр-Об 27-го февраля и послан за 140 лье от Парижа в Оверн, где и содержался… Знаю, что сам государь жалел о моем несчастии и даже предлагал Наполеону меня разменять, но он не согласился», – описывал происшедшее с ним Фонвизин в письме к родителям³⁰. В Бретани, куда был отправлен пленный Фонвизин, находилось несколько тысяч пленных русских и австрийцев. Узнав от местных жителей, среди которых было много роялистов, что Наполеон проигрывает, Фонвизин решается поднять белое знамя Бурбонов, предварительно уговорив на это всех русских пленных и австрийских рядовых. Им удается завладеть арсеналом, обезоружить караулы и, став хозяевами города, объявить его на военном положении. Когда к городу подошел французский конно-егерский полк, спешивший на подкрепление к армии Наполеона, Михаил Фонвизин согласился его пропустить, но разоруженным. После освобождения из плена, в Париже, Фонвизин «был представлен Людовику XVIII-му, был осыпан его ласками»³¹.

Владимиру Раевскому, будущему «первому декабристу», было семнадцать лет, когда 27 мая 1812 г. он в чине прапорщика вступил в военную службу в 23-ю артиллерийскую бригаду. Готовясь к офицерскому экзамену, он вместе с лучшим другом Гаврилой Батеньковым мечтал о благе России, о том, чтобы умереть за настоящее дело, о крестьянской свободе. Спустя много десятилетий, находясь в ссылке в Сибири, Владимир Федосеевич, как непосредственный участник событий и очевидец разгрома и гибели французской армии, в статье «О войне 1812 года» даст нелицеприятную характеристику Наполеону, опишет свой боевой путь, события, в которых участвовал. «Мы, или вернее все, вступали в бой с охотою и ожесточением против этого нового Аттилы. О собственных чувствах я скажу только одно: если я слышал вдали гул пушечных выстрелов, тогда я был не свой от нетерпения, и так бы и перелетел туда… Полковник это знал и потому, где нужно было послать отдельно офицера с орудиями, он посылал меня. Под Бородином я откомандирован был с двумя орудиями на «Горки». Под Вязьмою также я действовал отдельно, после Вязьмы – 4 орудия на большую Московскую дорогу. По которой преследовали корпус Даву… Конечно, я получил за Бородино золотую шпагу с надписью «За храбрость» в чине прапорщика; Анненскую – за Вязьму, чин подпоручика – за 22 сентября и поручика за авангардные дела. Тогда награды не давались так щедро, как теперь. Но я искал сражений не для наград только, я чувствовал какое-то влечение к опасностям и ненависть к тирану, который осмелился вступить в наши границы, на нашу родную землю. От Вязьмы началась погибель или мор несчастных, которых этот тиран завел в Россию, в Москву… Не только деревень, домов уже по всей дороге до Смоленска не было – одна зола и трубы печей кое-где стояли. … Направо и налево от дороги сидели и валялись кучи умерших и умирающих французов, немцев, поляков, итальянцев и даже испанцев… Наполеон, это чудовище, бич человечества, бросил армию, дорогой сказал несколько ласкательных слов легковерным полякам и ускакал в Париж. Там кончилась война. Эта страшная драма, где принесено в жертву для потехи зверских наклонностей и театральной славы одного чудовища более 500 тысяч неповинных жертв»³².

Девятнадцатилетним вступил в мае 1812 г. в службу в 13-ю артиллерийскую бригаду Г.С. Батеньков. Он отличился в кампаниях 1813-1814 гг., принимал участие в освобождении Варшавы и Кракова, был во многих сражениях и награжден орденом Владимира 4-й степени с бантом. «21 октября 1813 года во время вылазки неприятеля из крепостей Виттенберга и Магдебурга чрез расторопливость свою спас и доставил по армии артиллерийские снаряды, будучи между неприятельскими войсками, за что награжден чином поручика». 30 января 1814 года «при местечке Монмирале, прикрывая отступление корпуса, в действительном сражении был, где получил штыками 10-ть ран и взят был в плен и находился там до 10 февраля»³³.

Иван Якушкин поступил на службу в лейб-гвардии Семеновский полк подпрапорщиком в 1811 г.. За Бородинское сражение девятнадцатилетний Якушкин был награждён знаком военного ордена Георгия. В августе 1813 года за отличие в сражении под Кульмом – орденом Анны 4 ст. и Кульмским железным крестом за храбрость. Участник Кульмского сражения Н.Н. Муравьев-Карский пишет в своих воспоминаниях: «Никогда не видел я чего-либо подобного тому, как батальон этот пошел на неприятеля. Небольшая колонна двинулась скорым маршем в ногу. На лице каждого выражалось желание скорее столкнуться с французами. Они отбили орудие, …но лишились всех своих командиров, кроме прапорщика И.Д. Якушкина. Который остался батальонным командиром»³⁴.

Федор Глинка начал службу в 1803 г. прапорщиком в Апшеронском пехотном полку. В 1805 его назначили адъютантом к генералу Милорадовичу М.А., с которым Глинка прошел по дорогам войны 1805-1807 гг. с Наполеоном.  24 октября 1805 в битве при Браунау Глинка едва не погиб. При Аустерлице, в составе Апшеронского полка, часто «доставшего победу концом своего штыка», ходил в штыковой бой. Как адъютанту Милорадовича, Федору Николаевичу приходилось бывать на многих участках боевых действий бригады, находясь в арьергарде, прикрывая отступавшие войска. Он был свидетелем того, как каждый день участвовавшие в перестрелке с неприятелем, часто бывшие голодными, по два дня и более без хлеба, героически дрались русские солдаты, как они шли на французские штыки и опрокидывали неприятеля. Отечественная война 1812 г. застала Глинку в Смоленском имении Сутоки. Получив от Милорадовича личный вызов на службу, он покидает поместье, присоединяется к отступающей русской армии, становится участником героической обороны Смоленска, величайшего сражения при Бородино и трагического оставления Москвы. Милорадовича Глинка нашел в Тарутинском лагере и был зачислен его адъютантом: «Он узнал меня, пригласил в службу; и я уже в службе – тем же чином, каким служил перед отставкой и каким оставлен, то есть поручиком и имею честь находиться в авангарде, о котором теперь гремит слава по всей армии»³⁵. 16 декабря Ф.Н. Глинка сделал следующую запись: «В начале октября был я несколько сот верст за Москвою, в Рязани, в Касимове, на берегах Оки. В ноябре дрались мы уже на границах Белоруссии, а 16 декабря пишу тебе из Вильны. Такими исполинскими шагами шло войско наше к победам и славе!.. Но сколько неслыханных, невообразимых трудов перенесло войско! Сколько вытерпел друг твой!»³⁶ За боевые заслуги Глинка награжден золотой шпагой с надписью «За храбрость», русскими орденами, бриллиантовым перстнем от прусского короля и прусским орденом «За военные заслуги».

Василий Львович Давыдов, девятнадцатилетний поручик лейб-гвардии Гусарского полка, встретил войну под Витебском, отличившись в ряде сражений, участвовал в арьергардных боях, сдерживал натиск противника при отступлении от Смоленска. Перед Бородинским сражением Василий Давыдов назначен адъютантом главнокомандующего II армии П.И. Багратиона. За отличие в Бородинском сражении, точность исполнения поручений награжден орденом Владимира 4-й степени с бантом. После гибели Багратиона, которую Василий Давыдов тяжело переживал, он возвращается в лейб-гвардии Гусарский полк и в его составе участвует в сражениях. За сражение при Малоярославце награжден золотой саблей с надписью «За храбрость». Во время заграничных походов Давыдов участвует в сражениях при Люцене, Бауцене. В битве при Кульме получил штыковое ранение в бок, но через месяц вернулся в полк. В октябре 1813 г., накануне Лейпцигского сражения, Василий в схватке с французским кирасиром был дважды ранен пикой в ногу и взят в плен. Его единоутробный брат, герой Отечественной войны 1812 года Раевский Николай Николаевич пишет об этом к матери: «… брат Василий был легко ранен, и поскольку лошадь под ним была убита, он был взят в плен»³⁷. Спустя несколько дней Василий Давыдов был освобожден союзными войсками. Восстановившись после ранений, в 1814 г. участвует в наступательных боях на французской территории. В марте штабс-ротмистр Давыдов вошел в Париж. За боевые заслуги и отличие имел награды – орден Св. Анны 2-й степени, королевский прусский орден «За достоинство».

В военную службу Михаил Орлов вступил 5 июля 1805 г. в Кавалергардский полк. Участвовал в войнах с Наполеоном, начиная с 1805 г., получал награды и повышение в чинах. Особенно отличился в Отечественной войне 1812 г., проявив храбрость и находчивость в ряде сражений. В ночь с 13 на 14 июня 1812 г. Александр I предпринимает последнюю попытку предотвратить войну и посылает к Наполеону генерал-адъютанта А.Д. Балашева. Орлов М.Ф. участвует в этой миссии с секретным заданием разведывательного характера: ему «поручено было тайно высмотреть состояние французских войск и разведать о духе их»³⁸. По возвращении посланный «к Наполеону для переговоров» Орлов «привез известие, что французская армия претерпевает нужду, особливо в коннице»³⁹. За выполнение этого задания в тылу французской армии Александр I зачислил его в свою свиту; давал ответственные поручения. Орлов участвовал в сражении под Смоленском, в Бородинской битве, за отличие при взятии г. Вереи 29 сентября 1812 г. награжден орденом Георгия 4-й степени. В 1813 г. во главе партизанского отряда Орлов участвовал в войне за независимость Германии. Были кровопролитные битвы при Люцене, Бауцене, Лейпциге, награды за подвиги и повышения в званиях. В 1814 г. М.Ф. Орлов исполнял должность флигель-адъютанта при Александре I. Участвуя во взятии Парижа, он получил от императора ответственное военно-дипломатическое задание: после финального сражения у стен Парижа заключить договор о сдаче столицы Французской империи. 30 марта Орлов заключил перемирие с Францией, подписал Акт капитуляции Парижа, спас город от полного уничтожения. В награду 26-летний Михаил Орлов был произведен в генерал-майоры. Вернувшись в Россию из заграничных походов, он составил на имя царя петицию об уничтожении крепостного права, под которой подписались многие сановники.

Михаил Лунин поступает на службу шестнадцати лет в 1803 г. В кампании 1805-1807 гг. он участвовал почти во всех сражениях, получив боевое крещение под Аустерлицем. В первые грозные дни 1812 г., когда Кавалергардский полк вместе с армией отступал, не соприкасаясь с противником, к Смоленску, Лунин задумался о самопожертвовании. Как вспоминал Н.Н. Муравьев: «Он постоянно что-то писал, и однажды прочел мне заготовленное им к главнокомандующему письмо, в котором, изъявляя желание принести себя в жертву отечеству, просил, чтобы его послали парламентером к Наполеону с тем, чтобы, подавая бумаги императору французов, всадить ему в бок кинжал, который у него на этот предмет хранился под изголовьем. Лунин точно бы сделал это, если бы его послали»⁴⁰. Убийство Наполеона, по его мнению, являлось спасением от тирана, из-за которого были все бедствия, обрушившиеся на Россию. 4-6 августа 1812 г. Лунин участвовал в боях под Смоленском. Очень переживал неудачи русской армии. Как вспоминал в своих «Записках» Муравьев, Михаил Лунин принимал участие в сражении с неприятелем даже тогда, когда кавалергарды находились в резерве. Так состоялась неожиданная встреча Муравьева с возвращавшимся из дела Луниным. «Он был одет в своем белом кавалергардском колете и каске; в руках держал он штуцер; слуга же нес за ним ружье. Поздоровавшись, я спросил его, где он был? «В сражении», — коротко отвечал он. «Что там делал?» «Стрелял и двух убил». Он в самом деле был в стрелках и стрелял, как рядовой. Кто знает отчаянную голову Лунина, тот ему поверит»⁴¹, — рассказывает Муравьев.  Михаил Лунин участвует в Бородинском сражении, сначала у Семеновских флешей, а затем у батареи Раевского, где кавалергарды обратили в бегство французскую кавалерию. Под ним была убита лошадь, на самом Лунине — ни царапины. За это сражение Лунин «пожалован золотою шпагою с надписью «За храбрость»»⁴².

Князь Сергей Трубецкой начал отечественную войну двадцати двух лет в чине подпоручика. Принимал участие в сражениях под Бородино, Тарутино, Малым Ярославцем, Люценом, Бауценом, Кульмом. За боевые заслуги награжден орденами. По свидетельству декабриста Якушкина И.Д., Трубецкой в сражениях отличался неустрашимостью, хладнокровием и военным мастерством: «Под Бородиным он простоял 14 часов под ядрами и картечью с таким же спокойствием, с каким он сидит, играя в шахматы. …Под Кульмом две роты 3-го батальона Семеновского полка, не имевшие в сумках ни одного патрона, были посланы под начальством капитана Пущина, но с одним холодным оружием и громким «ура» прогнать французов, стрелявших из опушки леса. Трубецкой, находившийся при одной из рот, несмотря на свистящие пули, шел спокойно впереди солдат, размахивая шпагой над своей головой»⁴³. 4 октября 1813 г. под Лейпцигом Сергей Трубецкой получил ранение, но поле боя не оставил. В Россию был отправлен только в декабре.

О попытке шестнадцатилетнего Никиты Муравьева убежать из дома в действующую армию рассказали его младший брат Александр и А.Н. Муравьев. Никита ежедневно просил у матушки дозволения поступить в военную службу. Но так как у него в детстве было слабое здоровье, то матушка, боясь лишений военного похода, разрешения не давала. «Он был тогда юношею лет 16-ти, проживал в Москве с матерью своею… Пылая желанием защитить свое Отечество принятием личного участия в войне, он решился явиться к главнокомандующему Кутузову и просить у него службы. Избрав для сего единственное к достижению своего намерения [средство], он достал карту России и по неопытности имел при себе особую записку, на которой находились имена французских маршалов и корпусов их; снабдив себя этими сведениями, он тайно, ночью ушел из дому и пошел по направлению к Можайску. На дороге перехватили его крестьяне, боявшиеся шпионов, и, связав его, повезли в свой земской суд. Сколько Никита не объявлял о себе и своем положении, они ничему внять не хотели: его связанного повезли в Москву к главнокомандующему столицею жестокосердному графу Растопчину»⁴⁴. Генерал-губернатор граф Растопчин «призывает его, подвергает его допросу. Удивленный таким патриотизмом в столь молодых годах, он отсылает его к матери, поздравляя ее, что у нее есть сын, воодушевленный столь благородными и столь возвышенными чувствами… Блестящее образование, полученное моим братом, позволило ему быть выпущенным в качестве офицера в Главный штаб. Он проделал с отличием походы 1813, 1814, 1815 годов»⁴⁵. В армию он всё-таки попал, в 1813 г.. Прошёл прапорщиком по военным маршрутам 1813-1814 гг., сражался при Лейпциге и Дрездене, Гамбурге, был награжден орденом Анны 4 ст., орденом Владимира 4 ст. Находясь в армии, 17-летний Никита Муравьев писал матушке: «…Я чувствовал в себе все то время род ожесточения и бесчувственности. Товарищи мои, делавшие уже много компаний, удивлялись тому хладнокровию, с которым проходил чрез трупов, устлавших лейпцигские поля»⁴⁶.

Василию Норову, девятнадцатилетнему прапорщику, впервые суждено было отличиться под Красным. Он сообщает родителям: «Сегодня али завтра надеюсь, что удастся мне с своими Егерями потягаться с Французами. Уже я видел их удаль, но где им стоять против штыков наших. Так будьте уверены, что естли мы много потеряли, то французам всем лечь на земли нашей. …Вы знаете, Маминька, долг наш Отечеству. Знаете и нас, что мы постыдились бы быть в пажах, когда и честь и долг велят сражаться. И мы друг перед другом показываем, что мы русские и воспитаны в честных и благородных правилах. Надежда наша Бог. Он нам и покровитель. Так нечего нам страшиться, а только помышлять, как быть полезными Отечеству. …О себе же скажу вам, что восхищен всем, что каждый день вижу. Наконец я в своем месте и чувствую себя способным быть полезну Отечеству. Живу я нельзя лучше в походе, очень здесь весело – военная музыка и гром орудий рассеивают всякую печаль. Прошу вашего благословления и с оным готов ежеминутно лететь в сражение»⁴⁷. Последним сражением этой войны стало для Норова знаменитое Кульмское сражение, которое явилось поворотным пунктом в ходе кампании 1813 г., закончившейся освобождением Германии от наполеоновского ига. Но победа досталась дорогой ценой: свыше 3000 убитыми и ранеными потеряла российская гвардия. Тяжело был ранен и Василий Норов. 17 сентября 1813 из Праги он пишет родителям: «Не скрою от вас, что я ранен пулею в ляжку в сражении 17-го августа под Теплицем, не скрою вам, что рана не легкая. …Я с своей стороны благодарю от всего сердца Господа Бога, во-первых, что дал нам в сей день победу, что я успел заслужить внимание моих начальников и любовь товарищей и солдат, особливо сих последних, кои сами не щадили своей жизни, чтоб вынести меня живого из французских рядов. Особенно лестно мне было получить всеобщую похвалу от всего полка. За Бауценское дело получил я орден Св. Владимира 4 степени и вновь представлен к награждению за последнее дело. …Почитаю себя щастливым, что пролил кровь за Отечество и сделал довольно для своей чести, которая мне всего дороже»⁴⁸.

Бриген Александр Федорович на службу вступил шестнадцатилетним в лейб-гвардии Измайловский полк 14 декабря 1808 г.. С начала Отечественной войны, от Вильны до Бородинского сражения, двадцатилетний Александр Бриген находился при императорской главной квартире в качестве офицера связи от Измайловского полка. В Бородинском сражении был контужен в грудь, а за «отличную храбрость» награждён золотой шпагой с надписью «За храбрость». Оправившись от контузии, возвращается в армию. В заграничном походе принимает участие в боях при Люцене, Бауцене, Пирне, Кульме. В этих боях один за другим выбывали старшие командиры, но младшие офицеры продолжали сражаться, выполняя свой долг. В Кульмском сражении Измайловский полк понес настолько большие потери, что к концу боя невредимыми остались всего три офицера. В этом бою Александр Бриген тоже был ранен, получил пулевое ранение в голову. За «отличную храбрость» в этой битве он был награждён орденом Владимира 4 ст. с бантом и знаком прусского Железного креста (Кульмским крестом). Поправившись после ранения, Бриген вернулся в строй. Войну закончил в Париже в чине поручика. Как участник изгнания наполеоновских войск из России, Александр Бриген был награжден медалью в память войны 1812 года. Он настолько дорожил этой наградой, что по возвращении из ссылки обратился к правительству с просьбой вернуть ему медаль.

Семнадцатилетний Павел Пущин в военную службу вступил 4 ноября 1802 г. в лейб-гвардии Семеновский полк. В Аустерлицком сражении, когда союзные русско-австрийские войска потерпели поражение от французов, двадцатилетний подпоручик Пущин во главе взвода ходил в знаменитую штыковую атаку семеновцев, открывшую русским войскам путь к благополучному отходу, за что был награжден орденом Анны 4-ой степени. Во время Бородинской битвы был командиром мужественно сражавшейся роты, солдаты которой неоднократно бросались в рукопашную и несли большие потери под перекрестным огнем французов. За Бородино Пущин награжден орденом Владимира 4-й степени с бантом. Пройдя с боями до границы и перейдя ее, он получает в командование батальон и звание полковника. В войне за освобождение Германии сражается при Люцене, Бауцене, Лейпциге. За участие в битве под Кульмом Пущину вручена золотая шпага с надписью «За храбрость». Он также награжден Прусским королем «Железным Крестом». 18 марта 1814 г. участвует в битве за Париж. В 33 года Пущин стал генерал-майором.

Девятнадцатилетний Александр Николаевич Муравьев – участник Отечественной войны 1812 года с первых дней и до взятия союзниками Парижа. Его послужной список богат названиями населённых мест России и Европы, в освобождении которых он участвовал, воинскими званиями от подпоручика до капитана; наградами отечественными и иностранными. Муравьев вместе с русскими войсками отходил к Смоленску. «Хотя армия наша отступала в чрезвычайном порядке, но у всех на душе лежало тяжкое чувство, что французы более и более проникают в Отечество наше, что особенно между офицерами производило страшный ропот… но при всем этом порядок повсюду сохранялся неизменный»⁴⁹, — так отзывался о тех днях Муравьев в своих записках. После сражения под Смоленском он находился в арьергарде под командованием генерала П.П. Коновницына, участвовал во многих боевых действиях против французов и 26 августа был в сражении при Бородине. В этом бою он состоял при главнокомандующем 1-й армии Барклае-де-Толли, а потому находился в самом центре русской позиции, в гуще сражения. За мужество награжден орденом св. Анны 3-го класса. Участвовал в атаке при Тарутине, под Малым Ярославцем, в бою при взятии Вязьмы. Наградой отважному офицеру стали золотая шпага с надписью “За храбрость” и более высокий чин поручика.

Во время Бородинской битвы, когда Михаила Николаевича Муравьева тяжело ранило, ему еще не было шестнадцати лет. Его брат Александр оставил свои воспоминания об этих драматичных событиях: «…находясь при Беннигсене, на батарее Раевского, где был огонь ужасный, лошадь его убило ядром в правое плечо, ядро вылетело сквозь лошадь и задело ему левую ногу, с которой вершка на четыре в длину сорвало на ляжке мясо, не раздробив, однако, кости, бросило на землю, о которую он ударился головой и лишился на время памяти. Беннигсен, говорят, посмотрел на него и сказал: «Жаль, это был хороший офицер!» – и собирался ехать далее, но в это самое время Михаил пришел в себя и, увидя Беннигсена, сказал ему: «Генерал, прикажите меня унести». Беннигсен сейчас приказал отнести на перевязочный пункт»⁵⁰. В Москве французский хирург осмотрел рану Михаила и «нашел ее уже зараженною антоновым огнем, почему он срезал всю уже почерневшую кожу, сделал в ране крест-накрест два глубоких прореза и перевязал ее. После этой перевязки, сопряженной с ужасной болью, у брата сделался сильный жар, так что я опасался за жизнь его»⁵¹. За Бородино Муравьев М.Н. был награждён орденом святого Владимира 4-й степени с бантом.

Князь Сергей Волконский в действительную военную службу вступает в чине поручика в Кавалергардский полк 28 декабря 1805 г. В 1806-1807 гг. принимает участие в войнах с Наполеоном. За сражение под Пултуском награжден орденом Владимира 4-й степени с бантом. В битве при Прейсиш-Эйлау, продолжавшейся два дня, в первый же день сражения Сергей Волконский был ранен в бок и отправлен в Тильзит. За это сражение награжден специально учрежденным золотым знаком. За мужество, проявленное в сражении под Фридляндом, награжден золотой шпагой с надписью «За храбрость». С 1810 по 1812 гг. он участвует в русско-турецкой кампании, где служит адъютантом у М.И. Кутузова, главнокомандующего Молдавской армией. С сентября 1811 г. Волконский – флигель-адъютант императора. В 1812 г. при нападении Наполеона на Россию Сергей Волконский находился в свите Александра I, но уже в июле получил приказ отправиться в качестве дежурного штаб-офицера в распоряжение генерала Ф.Ф. Винценгероде – командира «летучего» отряда. В сожженной и разрушенной Москве, когда летучий отряд был разделен на несколько партизанских, Волконский назначен командиром одного из них. Участие в «летучих отрядах» принесло 22-летнему Волконскому звание полковника. Сергей Волконский участвовал в 16 крупнейших сражениях, получил восемь наград. За боевые действия под Калишем, Люценом и Денневицем 24-летний Сергей получает чин генерал-майора. Стремительное продвижение по служебной лестнице, многочисленные награды красноречиво свидетельствуют о храбрости, которую он проявлял на полях сражений. Волконский С.Г. участвовал в 58 сражениях и к 25 годам сделал блистательную служебную карьеру, «ибо из чина ротмистра гвардейского немного свыше двух лет я был уже генералом с лентой и весь увешенный крестами»⁵².

Ты, как мученик, горела, Белокаменная!

Декабристы в записках, воспоминаниях описывают чувства, которые им пришлось пережить, оставляя Москву на разграбление неприятелю. Жители, не ожидавшие, что Москва будет «французу отдана», оставляли столицу в спешке, бросив дома, ломившиеся от съестных припасов, выпивки и ценностей, которых хватило бы французской армии, чтобы прокормиться в течении полугода, заново одеться. Но страшный пожар за несколько дней истребил все эти огромные средства. Первой и главной добычей французов в Москве стал алкоголь. Гвардия ящиками продавала шампанское из московских подвалов армейским частям, которые остались в пригороде. За время пребывания в Москве с 14 сентября по 19 октября французская армия практически спилась, утратив свой боевой дух. Покидая Москву, московский генерал-губернатор Фёдор Ростопчин отдал приказ полицейским поджечь город. Москва в то время считалась огромным городом, однако была преимущественно деревянной. Пожарные команды ушли вместе со всеми из города, пожар никто не тушил, поэтому в пепел превратились 6,5 из 9 тыс. московских домов.

Впоследствии Волконский С.Г. вспоминал об этих событиях: «Но должен сказать, что общий дух армии не пал даже тогда, как известно стало, что Москву передаем без защиты неприятелю. Всякий постигал, что защищать Москву на Воробьевых горах – это было подвергнуть полному поражению армию, что великая жертва, приносимая благу отечества, необходима. Грозный день отступления за Москву настал, и наш отряд также прошел через Москву… Кровь кипела во мне, когда я проходил через Москву… Помню, что билось сердце за Москву, но билось также надеждою, что Россия не в одной Москве и что с ожидаемыми подкреплениями, с твердостью духа армии и простого народа русского отомстим сторицею французам, которых каждый шаг во внутрь России отделял от всех их запасов и подкреплений»⁵³.

«Начиналась жестокая народная война, – пишет Фонвизин М.А. – Русские всех сословий, не жалея ни себя, ни своего достояния, готовы были на все пожертвования, чтобы только отразить врага…

Первая ночь, проведенная Наполеоном в Кремлевском дворце, озарилась страшным пожаром, который заставил его выехать из города и поселиться в Петровском дворце…

Французы первое время грабежом жили в изобилии, но скоро начали терпеть нужду, принуждены были посылать партии фуражиров за съестными припасами в окрестности столицы, и немногие из этих партий возвращались. Народная война была в полном разгаре, и подмосковные крестьяне, укрывшись с семействами и имуществом в лесах, вооружившись кто чем мог, день ото дня становились смелее: не только они убивали одиноких французов, но истребляли большие партии французов. По всем дорогам, ведущим в Москву, наши партизаны… беспрестанно являясь, возбуждали смелость сельских жителей, которые отважно нападали на значительные французские отряды, на артиллерийские парки и всячески истребляли неприятеля…»⁵⁴

А.Н. Муравьев в воспоминаниях «Что видел, чувствовал и слышал» рассказывает о том, чему был свидетелем: «Французы, фуражируя по деревням, производили неслыханные в нашем веке жестокости: они мучали беззащитных крестьян, баб и девок, насильничали их, вставляли им во все отверстия сальные свечи и вещи, терзали их, наругавшись ими; оскверняли церкви и раздражали народ до такой степени, что и им при удобных случаях не было пощады. Их привязывали к дереву и стреляли в них в цель, бросали живых в колодец и живых зарывали в землю, говорили, что грех умерщвлять, пускай-де умирают своею смертию. Люди сделались хуже лютых зверей и губили друг друга с неслыханной жестокостью. Народная война под Москвою со всеми своими ужасами ежедневно усиливалась и разгоралась и дошла до такой степени, что неприятель ежедневно терял множество убитыми и пленными»⁵⁵.

О том, что война стала народной, пишет декабрист В.Ф. Раевский: «…1812 года была народная война со всеми ужасами и варварством. …Из церквей наших войска Наполеона делали конюшни, образа кололи и топили ими. Смоленск, Вязьму, Дорогобуж сожгли французы. Из деревень большой дороги крестьяне убежали, угоняя скот, забирая с собою все имущество при проходе казаки поджигали пустые села. Об Москве не говорю. Пребывание французов там описано очевидцами, конечно. Верно и отчетливо. Народ русский зверски рассчитался за пожары, насилие, убийства, свою веру»⁵⁶.

Кто с мечом придет…

Наполеон, войдя в Москву, надеялся заключить мир с Александром I и приобрести спокойные зимние квартиры для своей армии. Но пожар, оставивший его армию без продовольствия, и народная война помешали его планам. Кутузов, отступив от Москвы и став лагерем у села Тарутино, получал обильное продовольствие из хлебородных губерний, усилился свежими силами, повысив численность войска с 85 до 120 тыс. человек, и сумел навязать Наполеону весь дальнейший ход кампании. Разгром французов стал делом времени.

Летом 1812 г. русскую границу пересекли более 600 тыс. человек, а вот покинуть Россию смогло только от 20 до 28 тыс.

О том, во что превратились отступающие французские войска, как погибала «великая армия», написано много, декабристы также оставили яркие воспоминания об этом. «В самых диких лесах Америки, в области каннибалов, едва ли можно видеть такие ужасы, какие представляются здесь ежедневно глазам нашим, – писал другу Глинка Ф.Н. – До какой степени достигает остервенение человека! Нет! Голод. Как бы ни был он велик, не может оправдать такого зверства. Один из наших проповедников недавно назвал французов обесчеловечившимся народом… Положим голод принуждает их искать пищи в навозных кучах, есть кошек, собак и лошадей; но может ли он принудить пожирать подобных себе. Они ни мало не содрагаясь и с великим хладнокровием рассуждают о вкусе конского и человеческого мяса! Зато как они гибнут: как мухи в самую позднюю осень! …У мертвых лица ужасно обезображены. Злость, отчаяние, бешенство и прочие дикие страсти глубоко запечатлелись на них. Видно, что сии люди погибали в минуты исступления, со скрежетом зубов и пеною на устах. На сих лицах не успело водвориться и спокойствие смерти. Те, которые не совсем еще обезумели, беспрестанно просят есть; а накорми их досыта теплым кушаньем – умирают! Но большая часть из них совсем обезумели; бродят, как слепые… Перед рассветом страшный вой и стоны разбудили меня. Под нами и над нами множество голосов, на всех почти европейских языках, вопили, жаловались или изрыгали проклятие на Наполеона! Тут были раненые, полузамерзшие и сумасшедшие. Иной кричал: «Помогите! Помогите! Кровь льется из моих ран! Меня стеснили!.. У меня оторвали руку!» «Постойте! Удержитесь! Я еще не умер, а вы меня едите!» – кричал другой. В самом деле, они с голоду кусали друг друга»⁵⁷.

С 14 по 17 ноября у деревни Студёнка, на берегу Березины, по мостам, построенным по приказу Наполеона, Россию покинул Наполеон и самые организованные и боеспособные части французов, включая Старую и Молодую гвардии. Судьба тех 40-45 тыс. французов, что задержались на восточном берегу Березины и не перешли реку, была поистине ужасна. Утром на господствующие высоты вышла русская артиллерия и открыла огонь. Обессилевшие, голодные, замерзшие французы в панике бросились к мостам, началась всеобщая свалка. Переправившиеся первыми подожгли мосты. Еще не замерзшая река стала могилой для десятков тысяч французов. «У Студенца же и Веселова мосты – один подломился от сильного натиска в беспорядке бросившихся на него французов, и тысячи жертв потонули в Березине; а другой мост был ранее сожжен, и на другой день возле переправы болотистый берег Березины представлял самое страшное зрелище: в неглубоких местах реки и на болотистом ее берегу завязли тысячи изнуренных французов – женщин, детей, лошадей, пушек, повозок, сплошь покрывавших пространство более квадратной версты. Вся эта нестройная сплошная масса замерзла от наступившего сильного холода: в ней не осталось ни одного живого существа»⁵⁸.

Отечественная война 1812 г. закончилась полным разгромом наполеоновской армии. Авангард русских войск перешел через Неман и вступил в пределы Пруссии. Среди офицеров, участвовавших в заграничных походах 1813–1814 гг., были будущие декабристы, которые воспринимали борьбу с Наполеоном как освободительную миссию, как помощь движению порабощенных народов Западной Европы в борьбе за национальную независимость. Многие из них отличились в боях, получили повышение по службе и были награждены боевыми наградами, в том числе иностранными. Якушкин И.Д. выразил то, что чувствовали все: «Россия была спасена, но для императора Александра этого было мало; он двинулся за границу с своим войском для освобождения народов от общего их притеснителя. Прусский народ, втоптанный в грязь Наполеоном, первый отозвался на великодушное призвание императора Александра; все восстало и вооружилось. В 13-м году император Александр перестал быть царем русским и обратился в императора Европы» ⁵⁹.

Капитуляция Парижа

Союзные войска антинаполеоновской коалиции вошли во Францию и 31 марта 1814 г. вступили в Париж. «Потомство, конечно, не захочет поверить, чтоб целая столица не прежде могла узнать о приближении 200 000 армии неприятельской, как послышав гром пушек у ворот и гром барабанов на всех улицах своих! – отмечал Ф.Н. Глинка. – Следуя закоренелой привычке обольщать и обманывать народ, правительство разгласило накануне, что к стенам Парижа подходила какая-то отбившаяся от армии колонна (une colonne egaree), которую парижане могли истребить в один миг; но следующий день обнаружил ложь. С высоты Монмартра увидели приближение 200 000! Союзники вели пехоту свою по всем дорогам во множестве; многочисленная конница их покрывала все поля; 600 пушек гремели на холмах! 12 часов продолжался бой. Но когда уже все, кроме чести, потеряно было, когда король (Иосиф) бежал, сокровища увезли; когда победоносные армии союзников, как темные тучи, шли прямо на Париж, когда все сердца цепенели под шумом военной грозы, и все ожидали падения громов и гибели народа – вдруг какая-то непостижимая сила остановила союзников у самых ворот столицы! Воины великодушные, после столь дальних походов, столь тяжких трудов и столь кровопролитных битв, достигли наконец столь вожделенной цели, и – о верх благородства и чести! – они не употребили во зло победы своей. Великие государи, управлявшие сердцами войск, пеклись о целости столицы французской, как будто о родном своем городе. Пример великодушия неслыханный до наших времен! История изумит потомство, представя великое событие это в настоящем виде его. Ночь 30 марта (по новейшему исчислению), долженствовавшая быть свидетельницею великих пожаров, бесчисленных убийств и страшного разлития крови, сделалась, напротив, свидетельницей торжества, единственного в летописях мира, – торжества великодушия над мщением, добродетели над пороком!»⁶⁰

Будущий декабрист Орлов М.Ф. участвовал в переговорах, составлении Акта о капитуляции Парижа и его подписании. 18 марта 1814 г. Александр I сказал ему: «Ступайте, я даю вам право остановить огонь везде, где вы сочтете нужным. И для того, чтобы предупредить и отвратить все бедствия, облекаю вас властью, не подвергаясь никакой ответственности. Прекращать самые решительные атаки, даже обещающие полную победу. Париж, лишенный своих рассеянных защитников и своего великого мужа, не будет в состоянии противиться»⁶¹.

19 марта, рано утром, после переговоров с маршалом Мармоном, полковниками Фавье и Дюсисом, акт капитуляции был подписан, и Орлов М.Ф. явился с ним в главную квартиру. «Сам я прошел прямо к государю, который принял меня лежа в постели: «Ну, – сказал он мне, – что вы привезли нового?»

«Вот капитуляция Парижа», – отвечал я.

Император взял ее и прочел, сложив бумагу и положив под подушку, сказал: «Поцелуйте меня; поздравляю вас, что вы соединили имя ваше с этим великим происшествием»⁶².

Под впечатлением от происшедших событий Орлов М.Ф.  изложил свой взгляд на главные причины заката наполеоновской эпохи в мемуарах «Капитуляция Парижа», где отмечал: «Наполеон, сказавший в Вильне генералу Балашову, что он ходит на войну как на охоту и может ежегодно тратить по 300 000 человек, не имел в империи своей двух Парижей, чтобы ставить их на карту и проиграть»⁶³, и «под знаменами нашими возрастало древо общего возрождения».⁶⁴

Народные силы, вставшие на защиту Отечества,  их любовь к ней, воля, мужество, военное искусство одержали верх над «Великой армией» Наполеона, приведя его империю к крушению. 19 марта 1814 г. союзные войска вступили в Париж. В конце марта 1814 г. в Париже собралась чуть ли не половина будущих декабристов.

В «Воспоминаниях русского офицера» Лорер Н.И. описывает, как после капитуляции Парижа: «… смотрел, как снимали бронзовую статую великого человека, Наполеона. Вот вам и слава и надежда на благодарность толпы! Его статую тащили, так же тащили и его самого союзные комиссары в изгнание на остров Эльбу. Здесь я припомнил себе слова офицера Генерального штаба: «Что ему была за охота идти на Оршу?» Не пойди он на нашу матушку-Россию, великий памятник его стоял бы еще долго; но ему тесно было в Европе, испытай же теперь тесноту на острове Эльбе».⁶⁵

Дух преобразования

Сильнейшими впечатлениями, вынесенными декабристами из войны 1812-1815 гг. с наполеоновскими войсками были патриотизм, любовь к Родине и героизм русского солдата. Война свела лучших представителей дворянства с русским народом, сделала их свидетелями мужественной народной борьбы с захватчиками, подвигов народного ополчения и партизанского движения. Будущие декабристы в воспоминаниях писали о «народной войне» 1812 года, признавая, что главным участником войны с Наполеоном и спасителем России является народ.

Александр Бестужев-Марлинский, находясь в заточении в Петропавловской крепости, в письме к Николаю I, критикуя тогдашний государственный строй, объяснял ход свободомыслия в России: «Наполеон вторгся в Россию, и тогда-то народ русский впервые ощутил свою силу, тогда-то пробудилось во всех сердцах чувство независимости, сперва политической, а впоследствии и народной. Вот начало свободомыслия в России. Правительство само произнесло слово: «Свобода, освобождение». Само рассевало сочинение о злоупотреблении неограниченной власти Наполеона… Еще война длилась, когда ратники, возвратясь в домы, первые разнесли ропот в классе народа. «Мы проливали кровь, говорили они, а нас опять заставляют потеть на барщине. Мы избавили родину от тирана, а нас вновь тиранят господа». Войска от генералов до солдат, пришедших назад, только и толковали: «Как хорошо в чужих землях». Сравнение со своим, естественно, произвело вопрос: почему же не так у нас?»⁶⁶

Тургенев Н.И., ярый противник крепостного права, еще находясь в побежденном Париже, записал в своем дневнике: «Русская армия отличилась перед всеми прочими не только храбростью, но и лучшим поведением. Теперь французы в восхищении от наших офицеров. Теперь возвратятся в Россию много таких русских, которые видели, что без рабства может существовать гражданский порядок и могут процветать царства»⁶⁷.

Так же думал Волконский С.Г., написавший в «Записках»: «Надо сказать при этом, что вообще все, что  мы хоть мельком видели в 13 и 14 годах в Европе, вообще взрастало во всей молодежи чувство, что Россия в общественном и внутренне политическом быте весьма отстала и во многих вродило мысль поближе познакомиться с ней»⁶⁸.

Трубецкой С.П. впоследствии во время следствия над декабристами объяснит: «Нападение Наполеона на Россию в 1812 году, возбудило в русских любовь к Отечеству в самой высокой степени; счастливое окончание сей войны, беспримерная слава, … блеск, коим покрылось оружие российское, заставило всех русских гордиться своим именем, а во всех имевших счастие участвовать в военных подвигах поселило удостоверение, что и каждый из них полезен своему Отечеству»⁶⁹.

П.И. Пестель, отвечая на вопросы следственной комиссии по делу декабристов, дал характеристику времени: «Происшествия 1812, 13, 14 и 15 годов,  равно как и предшествовавших и последовавших времен, показали сколько престолов низверженных, столько других постановленных, сколько царств уничтоженных, столько новых учрежденных, столько царей изгнанных, столько возвратившихся или призванных и столько опять изгнанных, столько переворотов произведенных, что все сии происшествия ознакомили умы с революциями, с возможностями и удобностями оные производить. К тому же имеет каждый век свою отличительную черту. Нынешний ознаменовывается революционными мыслями. От одного конца Европы до другого видно везде одно и тоже, от Португалии до России, не исключая ни единого государства, даже Англии и Турции, сих двух противоположностей… Дух преобразования заставляет, так сказать, везде умы клокотать. Вот причины, полагаю я, которые породили революционные мысли и правила и укоренили оные в умах»⁷⁰.

Такие же выводы делает Фонвизин М.А.: «…славное изгнание из России до того непобедимого императора французов и истребление его несметных полчищ, – последовавшие потом компании 1813 и 1814 годов и взятие Парижа, в которых наша армия принимала такое деятельное участие, – все это необыкновенно возвысило дух наших войск и особенно молодых офицеров. В продолжение двухлетней тревожной боевой жизни, среди беспрестанных опасностей они привыкли к сильным ощущениям, которые для смелых делаются почти потребностью»⁷¹.

Народ надеялся в награду за подвиги получить свободу, но был обманут в этих ожиданиях и оставался в крепостном рабстве, возвращаясь с войны в кабалу к помещикам. Во время заграничных походов декабристы видели в европейских странах положение простого народа, не знающего крепостного права, с более высоким уровнем просвещения, гражданских свобод, и неизбежно сравнивали его с русскими общественными порядками. Это заставило будущих декабристов задуматься над тяжелым, бесправным положением народа, по-новому взглянуть на свою роль в защите Родины, глубже почувствовать ответственность за ее судьбу. Декабристы указывали, что Отечественная война 1812 г. и заграничные походы были одной из причин, повлиявших на формирование их мировоззрения, а нахождение в Париже напоминало им, что именно здесь произошла революция, в результате которой народ сверг монархическую власть.

 

 

Литература и источники

 

1. Фонвизин М.А. Сочинения и письма: [В 2 т.] / [Подгот. С.В. Хитомирской, С.В. Мироненко; Авт. предисл. М.В. Нечкина, С.Ф. Коваль]. – Иркутск: Вост.-Сиб. кн. изд-во, 1979-1982. – Т.2. – С.158.
2. Глинка Ф.Н. Письма русского офицера / Федор Глинка; [Сост., текстол. подгот., примеч. и послесл. С. Серкова]. – М.: Воениздат, 1987. – С.5.
3. Коленкур А. Мемуары: Поход Наполеона в Россию. – М., 1943. – С.78.
4. Там же. – С.86.
5. Трубецкой С.П. Материалы о жизни и революционной деятельности / [Подгот., вступ. ст., с 3-69, В.П. Павловой]. – Иркутск: Вост.-Сиб. кн. изд-во, 1983. – С.231.
6. Волконский С.Г. Записки. – Иркутск: Вост.-Сиб. кн. изд-во, 1991. – С.186-187.
7. Фонвизин М.А. Сочинения… – Т.2. – С.181.
8. Муравьев А.Н. Сочинения и письма. Иркутск: Вост.-Сиб. кн. изд-во. 1986. – С.83-84.
9. Глинка Ф.Н. Военная песнь, написанная во время приближения неприятеля к Смоленской губернии // Декабристы. Избранные сочинения в 2 т. – Т.1. – М.: Правда, 1987, – С.128.
10. Глинка Ф.Н. Солдатская песнь, сочиненная и петая во время соединения войск у города Смоленска в июле 1812 года. // Там же. – С.128-129.
11. Глинка Ф.Н. Письма… – С.9-10.
12. Якушкин И.Д. Записки. // Записки, статьи, письма декабриста И.Д. Якушкина. СПб.: Наука, 2007. – С.7.
13. Глинка Ф.Н. Письма… – С.8-9.
14. Там же. – С.13-14.
15. Фонвизин М.А. Сочинения… – Т.2. – С.165.
16. Тургенев Н.И. Кампания 1812 года. // России двинулись сыны. Записки об Отечественной войне 1812 года ее участников и очевидцев. Современник. М., 1988. – С.302
17. Муравьев А.Н. Там же. – С.109.
18. Муравьев А.Н. Там же. – С.110.
19. Глинка Ф.Н. Письма… – С.19.
20. Там же. – С.20-21.
21. Муравьев А.Н. Там же. – С.114.
22. Раевский В.Ф. О войне 1812 года. 1864 г. // Раевский В.Ф. Материалы о жизни и революционной деятельности. Т.2. Материалы судебного процесса и документы о жизни и деятельности в Сибири. Иркутск: Вост.-Сиб. кн. изд-во, 1983. – С.343.
23. Бескровный Л.Г. Бородинское сражение. М.: Моск. рабочий, 1971. – С.71.
24. Якушкин В.Е. Матвей Иванович Муравьев-Апостол // Декабристы в воспоминаниях современников. М.: МГУ, 1988. – С.107.
25. И.Б. Пестель – сыну. – 5.11. // Красный архив, 1926, т. 3(16), – С.173.
26. Пестель П.И. Из показаний // Произведения декабристов. Том 2. Южное общество. М., Юрайт, 2019, – С.123.
27. Богданович М.И. История Отечественной войны 1812 г., Т.2, СПб., 1859, – С.378.
28. Фонвизин М.А. Сочинения… – Т.2. – С.167.
29. Муромцев М.М. Воспоминания. // Русский архив, 1890, №1, – С.374.
30. Фонвизин М.А. Сочинения… – Т.1. – С.99.
31. Францева М.Д. Михаил Александрович Фонвизин. // Русская старина, 1885, №11. – С.284-285.
32. Раевский В.Ф. Там же. – С.341-342.
33. Батеньков Г.С. Сочинения и письма. Т.2. Сочинения. Письма (1856-1863). Иркутск: Иркутский музей декабристов: ООО Артиздат, 2015, – С.155.
34. Муравьев-Карский Н.Н. Воспоминания. // Русский Архив, 1885, кн.3, – С.29.
35. Глинка Ф.Н. Письма… – С.30.
36. Там же. – С.45.
37. Личные письма генерала Н.Н. Раевского. Н.Н. Раевский – Е.А. Константиновой, 8 октября 1813 г. // 1812-1814. Секретная переписка генерала П.И. Багратиона. Личные письма генерала Н.Н. Раевского. Записки генерала М.С. Воронцова. Дневники офицеров русской армии. Из собрания Государственного Исторического музея. М.: Терра. 1992, – С.241.
38. Муравьев А.Н. Там же. – С.91-92.
39. Муравьев-Карский Н.Н. Воспоминания. // Русский архив. 1885, №9, – С.77-78.
40. Записки Н.Н. Муравьева // Русский архив, 1885, – №10, – С.227.
41. Там же. – С.234.
42. ЦГВИА, ф.25, 1825, д.1, л.9 об. – Цит. по Окунь С.Б. Декабрист М.С. Лунин. – Л.: Изд-во ЛГУ, 1985, – С.18.
43. Якушкин И.Д. Четырнадцатое декабря // Записки, статьи, письма декабриста И.Д. Якушкина. СПб.: Наука. 2007, – С.156-157.
44. Муравьев А.Н. Там же. – С.116.
45. Муравьев А.М. Мой журнал. // Мемуары декабристов. Северное общество. – М., 1981. – С.127.
46. Муравьев Н.М. Сочинения и письма. Т.1. Письма (1813-1826). – С.83.
47. Норов В.С. Письмо Норову С.А., 10 октября 1812 г. // Российский Архив: История Отечества в свидетельствах и документах XVIII-XX вв.: Альманах. – М.: Студия ТРИТЭ: Рос. Архив, 1996. – С.153-154. – [Т.] VII.
48. Норов В.С. Письмо Норовым С.А. и Т.М., 17 сентября 1813 г. Прага // Там же. – С.162-163. – [Т.] VII.
49. Муравьев А.Н. Там же. – С.99.
50. Там же – С.115.
51. Там же – С.115.
52. Волконский С.Г. Записки. Иркутск: Вост.-Сиб. кн. изд-во, 1991. – С.304.
53. Там же. – С.207-208.
54. Фонвизин М.А. Сочинения… – Т.2. – С.165-166.
55. Муравьев А.Н. Там же. – С.123.
56. Раевский В.Ф. Там же. – С.343.
57. Глинка Ф.Н. Письма… – С.41-42.
58. Фонвизин М.А. Там же. – С.168.
59. Якушкин И.Д. Записки. Там же. – С.7.
60. Глинка Ф.Н. Письма… – С.256-257.
61. Орлов М.Ф. Капитуляция Парижа. // России двинулись сыны. – С.587.
62. Там же. – С.609.
63. Там же. – С.586.
64. Орлов М.Ф. Капитуляция Парижа. Политические сочинения. Письма. М., 1963, – С.63.
65. Лорер Н.И. Из воспоминаний русского офицера // Записки декабриста. – Иркутск: Вост.-Сиб. кн. изд-во, 1984. – С.330.
66. Бестужев (Марлинский) А.А. Об историческом ходе свободомыслия в России (письмо Николаю I) // Произведение декабристов. Т.1. Северное Общество. М., Юрайт, 2019, – С.307.
67. Дневники Николая Ивановича Тургенева за 1811-1816гг. – СПб, 1913. – Т.2. – С.253.
68. Волконский С.Г. Записки. – Там же. – С.305.
69. Восстание декабристов. Т.1, – С.23.
70. Там же. – Т.4. – С.105.
71. Фонвизин М.А. Сочинения… – Т.2. – С.181-182.