Никогда ещё средневековое искусство не привлекало к себе столь пристального внимания, как в наши дни.

Редкостное событие, открывающее новые перспективы для сближения с этой загадочной эпохой, вполне заслуживает соответствия ночному расписанию. Представители всемирно известного коллектива исполнителей музыки средневековья «Секвенция», ныне базирующегося в Париже, выступают с неординарной даже для него программой древних песен, спасённых музыкантами от забвения. Тексты песнопений принадлежат Боэцию, ведущему философу, христианскому теологу и государственному деятелю поздней античности. В последний труд Боэция, «Утешение философией» (De consolatione philosophiae) входит цикл из тридцати девяти метрических стихотворений. Похоже, что в годы раннего средневековья «Утешение» пользовалось невероятной влиятельностью и пение из этого цикла было широко распространено, но в том, как могло бы звучать исполнение, учитывающее найденную в манускриптах нотацию, впервые смогли разобраться совсем недавно. «Секвенция» работала над возрождением озвучания текстов два года совместно с кембриджским учёным Сэмом Бэрретом, который до этого десять лет занимался компоновкой и исследованием рукописей с таинственной нотной записью.

Североамериканская премьера центрального комплекта восстановленных песен происходит 7 июня 2018 года в рамках Фестиваля ранней музыки в калифорнийском университетском городе Беркли за две недели до выхода диска записей вариантов реставрации, называющихся, как и концертная программа, «Песнями утешения». Около полутора тысяч лет миновало со времени сочинения Боэцием «Утешения философией», на что ушёл год, проведённый им в заключении, после чего последовала казнь автора. Лет тысяча прошла с тех пор, как мелодии к этим стихам вживлялись в европейскую музыкальную культуру. И вот теперь к десяти часам вечера, необычно позднему для начала концерта времени, заинтригованная публика стекается к знакомой многим музыкантам и меломанам гостеприимной церкви Святого Марка. Почти как на бдения.

Перед аудиторией появляются три музыканта. Бенджамин Бэгби, основавший «Секвенцию» более сорока лет назад, поёт и играет на арфах. Вторые арфы и женский голос представлены Ханной Марти, швейцарским музыкантом и музыковедом. Третий исполнитель, немец Норберт Роденкирхен, играет на средневековых флейтах. Бэгби ведёт программу. В интервалах между песнями из «тюремного письма» он также читает те фрагменты «Утешения», которые знакомят с развитием метафизического сюжета произведения. При исполнении песен Бэгби берёт на себя голос Боэция, находящегося в диалоге с посещающей его в заключении Философией, наделённой классическим женским обликом. Песни от лица Философии представляет Марти. Флейты и арфы выстраивают тонкий комментарий к текстам и голосам.

Огромное впечатление производит глубина и исключительная серьёзность программы. Монотональная музыка разворачивается в древних ладах. Хотя в ней присутствуют сильные мелодические качества, они роднятся с мелодикой распевов, с формами эпического повествования, и для современного уха непривычны. Каждая песня погружает слушателя в нарастающую задумчивость. Благодаря наставлениям Философии, скорбное отчаяние Боэция постепенно сменяется смирением и мужеством. Сюжет произведения захватывает не только силой высокого напряжения мысли философа, переживающего крайнее положение и отыскивающего выход в разгадке смысла постигшего его несчастья. Музыка сама словно раскрывает чувства, вложенные в поэтическое содержание, заставляя слушателя ощутить одиночество и безысходность узника, нащупывающего своё единственное избавление работой духа и разума.

Музыка изумительна и не подчиняется однозначным определениям. От более поздних и популярных песенных форм её отличает достойная сдержанность, в которой всё подчинено цельности порядков нравственной личности. Где-то в верхней своей точке «Песни утешения» смыкаются с отдельными вокальными произведениями Дмитрия Шостаковича, такими, как Сюита на стихи Микеланджело, где всё опирается на фундаментальные понятия взаимоотношений с великой тайной жизни. В обоих случаях слух медленно, но верно перенастраивается на нетипичность музыки, начинает воспринимать истинную рельефность её карты невидимого, нуждаться именно в этой, надпесенной, надмелодичной привлекательности, отчуждённости трезвых констатаций, невовлечённости в эмоциональный строй существования. В звучании арф и флейт полностью отсутствует сентиментальность, поверхностная красивость, своеобразно уживаются гармония и атональность, мягкость и суровость, прозрачность и плотность.

Утешение, выражаемое этой музыкой, достигается путём обострённого внимания к вопросам судьбы, выявлению их сути. Когда в результате начинает брезжить рассвет, у философа восстанавливается внутренняя связь с широтами земли, незыблемостью космоса и вечным образом человека, соединяющего в себе мироздание.

Исполнители настолько сливаются с произведением, что, когда текст упоминает об Орфее, Бэгби видится живым его воплощением. Видятся и мириады смолкнувших музыкантов древности.

Но почему же обязательно смолкнувших? Неужели нельзя снова научиться читать, научиться слышать, следовать мелодиям, которые словно своей природой предназначены для непреходящего?

В этом пример «Секвенции» вселяет большие надежды.

Довольна ли «Секвенция» североамериканской премьерой «Песен утешения»?

Мы получили большое удовольствие от выступления в Беркли. Этот город, несомненно — одна из тех точек в мире, которые производят особенно уникальное впечатление. Это также одно из немногочисленных мест (помимо Кембриджа), где можно посметь представить подобное произведение. [АБ: Мировая премьера «Песни утешения» прошла в апреле 2016 г. в Колледже Пемброк при Кембриджском университете.]

Что Вы чувствуете во время исполнения этого произведения?

С одной стороны, есть чувство, связанное с исполнением каждой отдельной песни как обособленного события, при конкретности её послания, входящего в общий сюжет. Но совсем другое чувство возникает от исполнения песни в контексте сюжета по ходу моего повествования, как это было в Беркли (в чрезвычайно уменьшенном масштабе). В подобной ситуации певец начинает ориентироваться более реактивно, и это может иногда придать новую силу или импульс исполнению. Конечно, значительная часть сознания занята многочисленными техническими сложностями: текстом, фразировкой, динамикой, настройкой, взаимодействием с аккомпанирующим инструментом. Это задача высшей степени многозначности, но именно поэтому мы так много репетируем.

Какими были, на Ваш взгляд, преимущества или трудности выступления в Беркли?

В Беркли мы впервые применяли проекцию титров с переводами исполняемых текстов и англоязычное повествовательное чтение из прозаи­ческих частей, которое указывало на место песен в контексте сюжета «Утешения». В этом были явные преимущества. Трудности же состояли в том, чтобы удерживать внимание на сюжете.

Бывали ли моменты, когда Вы чувствовали преображение общей атмосферы концерта?

Я испытывал своего рода трансформацию в конкретные моменты, когда текст доносит определённые универсальные истины, которые могли бы иметь отношение к нашему сегодняшнему положению — в политике и общем обсуждении добра и зла, а особенно в том, почему у хороших людей бывают неприятности. Есть впечатление, что род человеческий мало эволюционировал с начала VI века.

Пользовались ли вы при исполнении нотами, текстами? Или пели по памяти?

Мы пели по памяти или смотрели в тексты. На этом этапе рабочего процесса нотный материал оказывается лишним. В каких-то случаях над текстами могут присутствовать музыкальные знаки в средневековом стиле — так называемые «невмы», обозначающие определённое музыкальное движение из двух нот или больше. Но, помимо этого, ноты не нужны.

В какой степени имела место импровизация?

В ходе длительного рабочего процесса мы разработали средства музыкального сопровождения к некоторым песням, но этот аккомпанемент в той же мере не фиксируется, как и не «импровизируется» в строгом смысле. В любом моменте присутствует непредумышленный элемент, и есть много места для варьирования от исполнения к исполнению. Мы стараемся удивить друг друга, но неявными способами. А голоса не импровизируют, за исключением манеры фразировки или продолжительности каких-то нот, поскольку нотная запись в средневековых манускриптах определяет главным образом вектор мелодии.

Помимо выпуска диска, планируются ли другие издательские проекты, связанные с текстами и нотами «Песен утешения»? Хотелось бы, чтобы слушатели и читатели получили возможность глубже взаимодействовать с материалом.

На данный момент ещё ничего не издано и не выставлено в интернете, но Сэм Бэррет как будто планирует проект вынесения этой музыки для большего контакта с миром. Оригинал манускрипта, который хранится в библиотеке Кембриджского университета — всеобщее достояние, и его можно изучать в интернете. Латинские тексты «Утешения философией» также доступны в интернете или в определённых изданиях классики. Кроме этого, разумеется, существуют и сотни переводов этого основополагающего произведения. Надеюсь, есть и русские. [АБ: Есть. Например, переводы иеромонаха Фиофилакта Русанова (СПб, 1794) и В.И. Уколовой и М.Н. Цейтлина (М.: Наука, 1990).]

Каковы отношения «Секвенции» с музыкальной культурой в России?

Все трое членов «Секвенции», которые участвовали в концерте в Беркли, в разные времена выступали в Москве (хотя никогда не ансамблем) при содействии нашего коллеги Данила Рябчикова, инструменталиста и медиевиста. Он руководит несколькими русскими ансамблями, исполняющими средневековую музыку, в том числе ансамблем Labyrinthus. Я в прошлый раз выступал там в 2015 году с эпосом «Беовульф». В России Данил, безусловно — важнейший голос по части исполнения европейской средневековой музыки. Он неустанный организатор концертов и записей и принимал нас очень щедро во время посещений Москвы.

Возможно, двое моих коллег снова отправятся в Москву в будущем году.

Перевод с английского