Перевод с тибетского Вагида Рагимова, СПб

 

Благодаря крайне удачному стечению обстоятельств мне посчастливилось в сотрудничестве с прекрасным йогическим сообществом OUM.RU в течение последних полутора лет заниматься переводом «Ста тысяч песен Миларепы» с тибетского языка. Я занимаюсь переводами текстов по буддийской Дхарме уже тридцать лет, и песни Миларепы были первой книгой, которую я перевёл, но тогда ещё с английского языка. В декабре прошлого года вышел в свет первый том перевода этих песен с тибетского, сейчас готовится публикация второго. Во второй том войдут песни, которые раньше не переводились на русский язык также и с английского.

Джецюн Миларепа – один из самых знаменитых представителей тибетской буддийской традиции. Цангньён Херука (1452-1507), которому принадлежит наиболее авторитетное жизнеописание Миларепы, сообщает нам, что он родился в год водяного дракона (1052) и умер в год деревянного кролика (1135). Время его жизни приходится на вторую волну распространения буддизма в Тибете (первая происходила в VII-IX веках).

Если вы верите этому старику,

Послушайте то, что сейчас он скажет!

Наша традиция практики – распространится,

Немало появится в ней людей совершенных,

Во всех странах мира узнают о Миларепе,

И ваша вера в меня останется неизменной,

И будете про меня рассказывать небылицы.

Так Миларепа заканчивает одну из своих песен-наставлений. Линия преемственности Миларепы – Кагью, или традиция Ламы Кармапы, действительно распространилась сегодня по всему миру. Как и другие традиции буддийской Дхармы.

Что представляют из себя песни Миларепы?

Вторую часть своей жизни он полностью посвятил духовной практике, став отшельником в горах. В своём подходе к практике Миларепа неудержим, пренебрегая трудностями. Он мог не есть месяцами, не нуждался в тёплой одежде и уютнее всего чувствовал себя, уединяясь в горах, хотя и спускался также в людские селенья. Он в совершенстве освоил особенные методы тантрической медитации. Ни у одного последователя буддийского учения нет сомнений в том, что Миларепа – Просветленный, Будда.

Судьба приводила к нему разных людей, в разных ситуациях. Встреча с ним никого не могла оставить равнодушным. После первого контакта и общения Джецюн Миларепа отвечал на вопросы, возникавшие у встречавшихся с ним людей, и излагал свой духовный опыт в поэтичных песнях.

Учение Будды – точное знание, но не сухое, а красивое и освобождающее. Объяснять его можно и в философских трактатах, но лучше всего, пожалуй, в стихах. В своих песнях Миларепа говорит иногда простыми словами о глубоких вещах, но чаще всего это краткая лекция по Дхарме, со строгой структурой, с использованием различных терминов. В зависимости от степени знакомства с учением Будды можно увидеть и эту структуру, и термины, и много очень полезного в теоретическом и особенно в практическом плане.

Предлагаю вниманию читателя одну из глав.*

Вагид Рагимов

 

* Если захочется поближе познакомиться со смыслом различных не до конца понятных слов и словосочетаний, пишите мне сюда: vagid@buddhism.ru. Буду рад ответить. А может быть, из вопросов и ответов возникнет основа для следующего материала для журнала.

 

ПРЕСЕЧЕНИЕ С ПОМОЩЬЮ МАГИЧЕСКИХ СПОСОБНОСТЕЙ И СИЛЫ «ДЕБАТОВ»,
ЗАТЕЯННЫХ ИЗ РЕВНОСТИ

 

Поклон Учителю!

Джецюн Миларепа, тот самый, обрёл полный контроль над своим умом и чувствовал себя как дома в любых ситуациях. После того, как ему поклонился индиец Дхармабодхи, слава его распространилась, и жители Ньянанга все подношения от живых и от имени мёртвых несли ему. Заслуга Миларепы возрастала: он приносил существам пользу и продвигал свою практику. Пребывал он в Пещере-Животе (Трёпхуг).

Учителя тамошнего монашеского колледжа по философии стали завидовать Джецюну. Они, не унимаясь, злословили, обвиняя его в том, что он еретик, извращающий Дхарму.

Однажды в Ньянанге случилась нехватка продовольствия, и местные люди обратились к учителям монастыря с просьбой дать им денег в рост. Однако те им сказали: «Мы Дхарму не извращаем, и подношения от живых и от имени мёртвых нам не достаются. Все наши средства мы используем для удовлетворения нужд при изучении чистой Дхармы, которая вам, конечно же, не нужна. Вы лучше обратитесь за помощью к тому еретику – вы ведь были к нему так щедры, когда у вас было что дать». Некоторые из местных людей тогда решили: «Они тоже правы; хотя Джецюн – наше Прибежище для будущих жизней, в этой жизни у нас тоже есть потребности, и этим учителям тоже нужно делать подношения». На этом селяне с монастырём и согласились.

Вскоре учителя во главе со своими предводителями по имени Лотён Гендюнбум и Ратён Тарма Лодрё стали держать совет: «Если не прогоним этого Миларепу, наше учение в этой местности и Будда-действия для существ процветать не будут. Извращает Мила Дхарму или нет, всё равно лучше его прогнать. Если, однако, прогнать его силой, то нас будут за это стыдить, местные будут судачить. Вот вы, трое учителей, сведущих в грамматике, священных текстах и логике, пойдите и заведите с ним беседу о Дхарме. Из его рта не вылезет ничего, кроме языка – он не сможет отвечать на ваши вопросы. Из сотни лишь на парочку ответит. Вам нужно вместе на него насесть, опозорить и заставить самого уйти».

Тогда эти трое учителей пошли к Речунгпе и сообщили, что хотят встретиться с Джецюном. Речунгпа, не в восторге от этой идеи, спросил Джецюна, впускать ли ему учителей. Тот ему ответил: «Марпа из Лходрака говорил мне, что если есть возможность принесения существам пользы телом, речью и умом, то нужно делать это, даже и посредством досужих бесед и рассказывания историй. Пусть войдут».

Речунгпа их позвал, они вошли. После горячего обеда и полоскания рта (монашеская традиция, подчёркивающая соблюдение обета не есть после полудня, к которой, из уважения к гостям, присоединяется здесь Миларепа – прим. перев.) Джецюн обратился к гостям: «О, если эти вещи, подношения от наделённых верой, коснутся земли – она расколется; если коснутся камня – камень расколется; если коснутся воды – остановится её течение. Поэтому прошу вас, учителя, произнести посвящение согласно сутрам (приводя эти метафоры, Миларепа указывает на опасность принятия подношений теми, кто их недостоин – прим. перев.)». Главный из учителей поднялся и, щёлкнув пальцами, произнёс: «О, прекрасно! Мы – учителя, соблюдающие три вида обетов, дисциплины, медитации и знания и носящие три вида монашеских одежд, что очищает любые дары. Мы можем произнести сутры, можем и не произнести. А вот ты наслаждаешься всеми этими дарами и яствами – уверен ли, что имеешь на это право?» В ответ Джецюн спел «Песню опыта и постижения»:

 

Святой Дхармы высшей колесницы сущность,

Что амриты обладает превосходным вкусом,

Собрала в себе и логику, и тексты,

В ней и сущностные наставления.

Почитают её мудрые учёные

И святые люди благородные.

Для моей макушки украшением

Служит истина великого учения.

 

Практику свою делю я на три части:

Из них в первой – самозарождение Йидама,

Во второй – тонкие сущности-энергии-каналы,

В третьей – погружаюсь в Махамудру прямо.

 

Йога всех четырёх сессий – Бодхичитта.

Подношения от веры истинной

Сразу в пустоте я очищаю.

Подношения от суеверия

В виде торм затем располагаю.

Подношения, верой моей рождённые,

Божествам от сердца предлагаю.

Остальные тормы, из остатков,

Духам я различным посвящаю.

Йогин, ганачакру возглавляя,

То, что лишены дары самоприроды, знаю,

Потому для очищения даров

Всеми качествами обладаю.

 

Учителя сказали на это: «Если не обладать качествами знания того или иного упражнения, то это подобно попыткам безрукого влезть на скалу: так Освобождения достичь невозможно; если нет опыта медитации, то это как если бы слепой смотрел на храм: истинного смысла не увидишь. Чтобы медитировать на стадию зарождения, нужно знать, как это делать. Ты – знаешь, что такое стадия зарождения и как в ней медитировать?» Миларепа ответил песней:

 

Когда представляю Йидамом себя в зарождения стадии,

То тело тогда – проявление-пустота, подобное радуге,

Там не за что ухватиться, и нет там привязанности.

 

И речь тогда – звучание-пустота, как эхо в долине пустой,

И речь моя тогда – не плохая и не хорошая,

И нечего там ни принимать, ни отбрасывать.

 

И ум тогда – ясность-пустота, как свет лунно-солнечный,

В нём нет предпочтений, равномерно он беспрепятственный,

И нет тогда прилипания к «я» своему, и следа его нет.

 

Тело, речь и ум, что были, казалось, обычными,

Тело, речь и ум тогда самовозникшие ваджрные,

Они тогда просветлённые, неразрушимые,

Не остаётся обычного ничего – вот так везение!

Что ни делается, всё это Дхарма, освобождение!

Идти путём Дхармы – чистая радость, благословение!

 

На это учитель сказал: «Это, возможно, всего лишь слова. Скажи нам, что такое тонкие сущности, энергии и каналы и как медитировать на них?» В ответ прозвучала песня:

 

Когда медитирую на тонкие сущности, энергии и каналы,

То медитирую на три главных канала, а также чакры четыре.

Нет к телу привязанности никакой, будто я исчезаю,

Элементы в слоги сгущаются, их свет озаряет всё, что есть в мире.

Ошибок там нет, без сомнений и точно я это знаю,

Самой реальности лик непосредственно я созерцаю.

 

Прана в центральный канал проникает и там собирается,

Сущностные точки активизируя,

Элементы красный и белый друг с другом встречаются,

Опыт блаженства, ясности и не-мысли инициируя.

 

Узлы сомнений в уме распускаются окончательно,

Дхарма осознаётся, перестаёт быть она лишь словами,

Сына и матери ясного света встреча – блистательна,

Скандхи, дети нечистых желаний, рушатся сами.

 

Восторг – пустоты и явлений в единстве смешение!

Пустота – не теория больше, такое везение!

Тают в пространстве бесследно все заблуждения –

Чистая радость, поистине благословение!

 

Учитель продолжил свои расспросы: «Сурок может спать, не двигаясь, четыре месяца под землёй на одном вдохе, а рыба, находясь постоянно в воде, не тонет. Это обусловлено качествами их праны, однако у них нет ни малейших достоинств в уме. И у твоей праны есть какие-то качества, однако нужно иметь способности в уме. Расскажи сейчас нам, как ты практикуешь медитацию Махамудры». И на это Джецюн ответил песней:

 

Когда на Махамудру медитирую,

Покоюсь без усилий в сути истины,

Не отвлекаясь и не концентрируясь,

Ясно покоюсь в пустоте без признаков.

Осознанно в блаженстве пребываю,

Свечением вне мыслей наслаждаюсь,

В разнообразии покоюсь равностно,

В ума природу погружаюсь.

 

И возникают беспрепятственно

В таком чудесном состоянии

Не опосредованно, явственно

Аспекты истинного знания.

В этом чудесном состоянии

Усилия не появляются,

И самоясно Будда-действия

Сами собою совершаются.

 

Плод – исполнение желаний, вот везение!

Вне двух, вне страха и надежды – восхищение!

Как мудрость предстают все заблуждения:

Чистая радость и благословение!

 

Учитель сказал тогда: «Да, у тебя не просто язык болтается во рту, но сказанное тобой – превосходно. Наверно, запомнил из текстов… Или скажи, кто тот Лама, который тебя этому научил?» Миларепа ответил: «Я изучал ум, и явления стали для меня книгами. И поскольку я не отделяюсь от явлений, то и от книг я не отделяюсь. Ламы показали мне явления как ум, а ум – как ясный свет. Вот эти Ламы:

 

Этого человека Ламы досточтимые

Тело его как Будда-поле видят.

На львином троне пяти чистых пран

Лежит сиденье лотоса пяти каналов чистых,

На нём – солнечно-лунное сиденье

Пяти стихий очищенных лучистых,

И сверху – тело Ламы, пустоты ума.

 

Здесь Ваджрадхара в теле первозданной мудрости,

Мастер шести умений сверхъестественных Тилопа,

Мастер сети магических фантомов-тел Наропа,

Марпа, чьей доброте не знаю равных,

Мою макушку неотлучно украшают.

 

Если смотреть умеешь преданности оком,

От Ваджрадхары ты неотличим.

Если молить умеешь с верою глубокой,

Тогда из облаков сочувствия под ним

Благословения дождь будет непрерывным.

Если умеешь практику дарить как подношение,

Получишь сиддхи как вознаграждение».

 

Так он пел. Все трое учителей невольно прониклись к нему верой, встали и поклонились со словами:

 

«Неведение, глупость, заблуждения –

Плотны Самсары эти наваждения.

 

Как верны эти слова. Мы думали, что ты просто получаешь подношения от других, выманивая их своей безумной Дхармой, ничего на самом деле не зная. Ты без труда ответил на все наши вопросы, мы же раскаиваемся и просим прощения за то, что вели с тобой дебаты неподобающим образом. Не всякий встречается с такими учителями, как у тебя. Мы преданно просим тебя, как сокровищницу – источник всех сиддхи, даровать нам наставления». Они говорили уважительно, с истинным смирением, и Джецюн искренно порадовался. Он даровал им посвящение и наставления и отправил медитировать. Они зародили опыт и постижение и стали тремя учителями-практиками – подобными снежным львам святыми мудрецами.

 

Однажды в Ньянанге устроили большое празднование, на которое были приглашены Джецюн с учениками и учителя из монастыря. С одной стороны установили троны для Лотёна и Тарло и расположили ряд сидений для учителей, с другой установили трон для Миларепы и расположили ряд сидений для реп, среди которых сидели и трое учителей, прежде посланных из монастыря для дебатов с Миларепой. Они были одеты как йоги и пили вместе со всеми пиво из капалы по одному глотку, передавая друг другу.

Лотён и Тарло, увидев это, забеспокоились. Как будто просто беседуя – чтобы никто не заподозрил, они сказали друг другу: «Если этому старому лжецу, разрушителю Дхармы, позволить оставаться в наших местах, то он и наше учение разрушит». И они решили, что нужно придумать какой-нибудь хитрый способ при всех унизить Миларепу. Лотён тогда обратился напрямую к Джецюну: «О йогин, ты поистине особенный. Ты наверняка сведущ в прамане – науке о достоверном познании, включающей в себя логику и эпистемологию. Иначе же, в таком одеянии и с таким поведением, ты наносишь вред учению Будды и вредишь и себе, и другим. И тогда надо исключить тебя из числа придерживающихся обязательств буддиста. Поэтому представь нам общее изложение праманы». Джецюн ответил на это: «Учитель, не прячься в башне из терминов, лучше осваивай медитативное равновесие, чтобы покоиться в состоянии несозданной таковости, а после медитации – учись применять противоядия от омрачающих чувств и эмоций, насколько можешь. Позволяй благим качествам естественного состояния рождаться изнутри и оставаться. Иначе плодом зависти и прочих омрачений пяти ядов станут низшие перерождения – не позволяй сгореть потоку своего сознания! Я не знаю праману, науку о достоверном познании, вашей традиции, но, что касается праманы моей традиции, – в первой половине жизни я получил достоверные наставления от достоверного Ламы, затем медитировал с достоверным усердием в достоверном горном отшельничестве, зародил в своём сознании достоверные знаки опыта. В результате достоверные жертвователи, наделённые верой, делают подношения тому, кто их достоверно достоин. Ты, достоверно тщеславный учитель, достоверно подвержен зависти, и есть опасность того, что в будущем из-за этого будешь испытывать достоверное страдание в достоверном аду. Помимо этого, никакой другой достоверной праманы я не знаю. Остальное выражу в песне:

 

Я кланяюсь в ноги Ламе, свободному от омрачений,

Погрязли в зависти существа особенно в тёмное время,

Лотён и Тарло, послушайте, лучше без прений!

 

Если бы не родился, выйдя из материнской утробы,

То сладкое молоко материнское как пить я смог бы?

Если не пил бы я сладкого материнского молока,

Как бы в живот мой попала впоследствии также мука?

Если бы не отведал я масла также затем и муки,

Как без этого тело моё могло бы расти?

Если тело моё затем не могло бы расти,

Как перевалы горные смог бы я перейти?

Если не смог бы горные перевалы я перейти,

Как бы открылись мне по стране тогда все пути?

Если бы не открылись мне затем по стране все пути,

Как бы мог я тогда владыку Ламу найти?

Если бы не мог я тогда владыку Ламу найти,

Где бы смог наставления устной традиции получить?

Если не мог бы наставления устной традиции получить,

Как бы сумел затем по горным скитам я бродить?

Если не мог бы для практики по местам страха бродить,

Опыт и постижение как сумел я тогда бы развить?

Если не смог бы опыт и постижение затем развить,

То зачем бы стал я тогда одежду репы носить?

Ведь не могла бы ткань из хлопка меня согреть

И должен был бы от холода я околеть?

Не могла бы если ткань из хлопка меня согреть,

То зачем бы стали люди мне подношения делать хотеть?

Если бы эти мужчины и женщины веру в меня не питали,

То вы, два учителя, вы мне завидовать разве бы стали?

Учителя, вы завидовать если тогда бы не стали,

То и в ад из-за этого разве затем бы попали?

 

На горных лугах резвятся, пасутся животные,

А волк же смотрит снизу на них с озлоблением,

Но не побуждает ли волка к тому заблуждение?

 

Так же и в пещере Трёпхуг, что в Ньянанге,

Проживающего Миларепы

Заслуга растущая – повод для раздражений

Учителей словесных хитросплетений,

Но не плод ли это собственных их заблуждений?

 

Люди из веры продукты мне выделяют –

И это зависть учёных мужей вызывает,

Это и больше, чем заблуждение просто, пожалуй.

 

Слов бессмысленных все эти звуки пустые

Истиной вы не считайте, мои дорогие!

Ложных учений приверженцы тоже играют словами.

За словами следуют новые мысли – и так без конца,

С этим проходит вся жизнь учёного гордеца.

 

Лучше демона эго-привязанности усмиряйте

И строить все эти замки из слов прекращайте.

 

О достоверности вашей праманы, право, не знаю,

Учителям победу в диспуте я уступаю».

 

Тогда вмешался в беседу Тарло: «Ты не ответил на вопрос с помощью языка Дхармы, но вместо этого спел нам одну из тех песен, которыми дурачишь простых людей. Но с нами этот номер не пройдёт. Если бы ты ответил, как полагается, с помощью языка Дхармы, было бы понятно. Ты же только поедаешь подношения своим ртом и поёшь бесполезные песни. Вот, положи ещё это в свой рот!» С этими словами он взял горсть земли и бросил в лицо Миларепе. Джецюн, стерев землю с лица, сказал с улыбкой: «Вот какая традиция Дхармы у вас, учителей, хватающихся за слова текстов и логику ради целей этой жизни! Сила ваших грехов особенно велика, и удивительно, что вы успели свить для себя паутину страдания уже в молодые годы, занимаясь своими штудиями. Постигая Дхарму, я всегда видел, что это противоядие от омрачающих эмоций, но в вашей традиции, похоже, вы понимаете её как подспорье для них. Разве мы сможем с вами найти общий язык Дхармы, когда у нас такие разные традиции?» Тут решил вмешаться Речунгпа, подумав: «Если я не освобожу от тела этого мерзавца, который не стоит и волоса моего Ламы, но причиняет вред его просветлённому телу, – это будет коренным грехопадением; если же я сделаю это, то поступок мой будет великой добродетелью». Он схватил палку и хотел уже было стукнуть учителя, но Миларепа остановил его: «Речунгпа, сын! Богатство, не помогающее в час нужды, лекарство, не спасающее от яда, Дхарма, не помогающая в сложной ситуации, – всё это весьма печально. Тебе нужно уделять ещё больше внимания силе противоядий, помнить о них и держать себя в руках! Мне, видимо, нужно подстегнуть способность к памятованию и осознанности у моего ученика». И он спел песню для Речунгпы, чтобы подстегнуть его осознание:

 

Защитник существ, макушки моей украшение,

Я тебе кланяюсь, Марпа, с благоговением.

Прошу тебя, Лама, пожалуйста, благословить

На то, чтобы трудности смог я в шаги на пути превратить.

 

Послушай меня, Речунгпа, не отвлекаясь:

Есть люди, которые, хоть и буддистами называясь,

Наслаждения любят лишь, сытые, самодовольные,

И ведут себя просто так же, как все, когда больно им.

Собственный ум держишь если в плохом состоянии,

Тем самым себе же готовишь в дальнейшем страдание.

Если драку затеял ты, если высокий эмоций накал,

То будь сразу уверен, что ты в начале уже проиграл.

 

Сын мой, послушай, совет сейчас даст тебе Лама:

В небе просторном взгляда царственной Дхармы

Крылья гаруды-детёныша развивай своего осознания,

Крылья гаруды-детёныша этого не оставляй без внимания,

Ведь если допустишь ты осознания ослабление,

Возникнет опасность в пристрастия пропасть падения.

 

Сын мой, Речунгпа, послушай, совет ещё один даст тебе Лама:

В океане большом медитации царственной Дхармы

Взращивай дальше малька своего осознания,

Его не лишая заботы своей и питания.

Ведь если допустишь ты осознания ослабление,

Окажется пойманной рыбка в сетях заблуждения.

 

Сын мой, Речунгпа, послушай, совет ещё один даст тебе Лама:

В снежных горах поведения царственной Дхармы

Развивай и дальше детёныша льва осознания,

Заботься о нём, не оставляя его без внимания.

Ведь если увидит вдруг, что без присмотра он бродит,

Демон восьми мирских устремлений его заморозит.

 

Сын мой, Речунгпа, послушай, совет ещё один даст тебе Лама:

На острове, драгоценностей полном, плоде царственной Дхармы,

Осознания молодой купец торговать когда будет,

То стражу выставить обязательно пусть не забудет.

Ведь если забудет об этом, жаждой наживы охваченный,

То таковости драгоценность может быть скоро утрачена.

 

Сын мой, Речунгпа, послушай, совет ещё один даст тебе Лама:

Не поддавайся злобе, этому ада исчадию,

И не сжигай себя этим, помни о противоядиях.

 

Благодаря песне Джецюна, Речунгпа перестал гневаться; устроители празднества поругали учителей, а немного также и Речунгпу. Джецюну они стали доверять ещё больше.

После этого все разошлись по домам, а учитель Тарло остался расстроен тем, что вместо того, чтобы унизить прилюдно Джецюна, он оказался унижен сам. На следующий день Тарло и Лотён взяли освежёванную тушу животного и много текстов и направились к Джецюну. Увидев его учеников, они сказали, что хотят повидаться с Миларепой, чтобы извиниться. Услышав об этом, к ним вышел Речунгпа и заявил, что не нужно ни извиняться, ни снова устраивать дебаты и никакого смысла встречаться нет. Однако о просьбе учителей Миларепе сообщили другие ученики, и он согласился: «Вообще, лучше всего не совершать моральные падения. Однако, если это уже случилось, тогда лучше всего раскаяться. Пусть войдут учителя». Они вошли, поднесли Джецюну освежёванную тушу и сказали: «Давеча мы были неправы, просим прощения. Вот, принесли тебе в дар это мясо. На этот раз пусть рассудят нас книги. Дискуссии – как метла, очищающая Дхарму: давай по-дружески поговорим на разные дхармические темы».

Миларепа на это ответил: «Учитель, есть такая поговорка: поел кто-то или нет, можно увидеть по тому, насколько порозовели щеки. Знает ли кто-то Дхарму, практиковал ли он её, можно видеть по тому, насколько усмирены омрачения и привязанность к своему «я». Можно победить во всех дискуссиях и дебатах, однако если привязанность к своему «я» и омрачения ничуть не поколеблены, то такое знание Дхармы и такая практика – поверхностны, и от победы в игре пустыми словами в дебатах только усиливается гордыня. Из-за этого лишь ещё крепче увязают в Самсаре и ещё глубже опускаются в ады. Следовательно, в дебатах можно только проиграть. Прекрасно, что вы попросили прощения. Дискуссия окончена, и вы можете идти домой». Но Тарло не унимался: «Усмирены или нет привязанность к «я» и омрачения – кто может судить об этом, кроме Будды? И если даже у кого-то они не усмирены, но он умеет дебатировать и правильно отвечает на вопросы, то он не будет в результате дольше увязать в Самсаре и глубже погружаться в ады. Ты говоришь о великих грехах учёных – но грех глупца, не отвечающего на вопросы, не меньше, а тяжелее. Кто-то может думать, что творит добродетель, а в результате окажется глубоко в аду. Вот поэтому и нужно выяснять, правильное ли понимание, обсуждать. Мы образованные люди и можем этому научить. Например, йогин, ты можешь выдвинуть какой-либо тезис по той теме Дхармы, с которой знаком, и мы скажем, насколько он хорош, а если ты подумаешь, что мы недостаточно разбираемся в этой теме, то ты можешь задать нам вопрос, и мы ответим».

Тогда Миларепа сказал: «Ну что ж, учитель, если ты никак не хочешь прислушаться к моим словам, то – у всех нас здесь есть глаза, которые видят, и уши, которые слышат, и мы давно друг друга знаем. Задам вопрос по теме, с которой невозможно быть знакомым в большей или меньшей степени, а затем и выдвину тезис. Отвечай, учитель: может ли пространство быть препятствием?» «Странный вопрос, – сказал на это учитель. – Но я пообещал научить тебя ведению дискуссии, поэтому придётся ответить: конечно же, пространство не может быть препятствием». «А я говорю, что может», – возразил Джецюн. «Каким высказыванием ты можешь это обосновать?» – выпалил учитель в ответ. Джецюн, ничего не говоря, погрузился в самадхи, называемое «Пространство твёрдого и крепкого ваджра», и затем предложил: «Ну что ж, давайте проверим, может пространство быть препятствием или нет. Подвигайся, походи. Попробуй встать и сесть». Учитель не мог даже пошевелиться и не мог также некоторое время вымолвить ни слова. Джецюн же в это время поднялся, походил, прилёг, принял позу медитации. Выйдя затем из своего самадхи, он спросил учителя: «Как же так: не могущее быть препятствием пространство тебе препятствовало?» «Это какой-нибудь еретик научил тебя дурным мантрам и магии. Помимо дурных мантр и магии – любой умеющий говорить скажет, что пространство препятствием быть не может».

Но у Миларепы нашлись и логические доводы: «Значит, не проанализировав пространство, все утверждают, что оно не может быть препятствием? И животные тоже это говорят? Что ж, выясняется, что ты, твои учителя и все остальные, кто говорит о том, что пространство – не препятствие, лгут. Даже если силой дурных мантр – я в достаточной степени показал тебе, что пространство может быть препятствием. А теперь я выдвину другой тезис, что каменные стены этой пещеры – не препятствие. Что ты скажешь на это?» «Только твоя магия и дурные мантры могут сделать так, что эти стены не будут препятствием». «Если следовать твоей логике, теперь я должен предложить тебе воспользоваться магией, чтобы я увидел эту скалу как непрепятствие. Но ты, я полагаю, вряд ли это умеешь?» «Послушай, магия или не магия – ты морочь всем этим голову простым людям, не мне». «А я думал, ты всё знаешь. Ты же просто называешь неистинным всё, что считаешь неправильным для тебя. Тогда и целый дождь чудес, которые совершал Будда Шакьямуни, неправильны?» Тогда вмешался в спор Лотён: «Йогин, ну ты сам покажи знаки того, что скала не является препятствием, как и раньше в отношении пространства – что оно препятствием является».

Джецюн погрузился тогда в самадхи «Весь мир – пространство». Затем он поднялся сквозь каменную стену пещеры вверх и опустился обратно; потом прошёл сквозь неё туда и обратно; далее наполовину высунулся из стены и проделал также и другие вещи. Затем он притянул на себя большую скалу так, чтобы она упала, и поднял её рукой, вернув на место. Потом велел Речунгпе: «Принеси тот столб!» Речунгпа принёс ему глыбу по форме как столб, поставил её вертикально, а Джецюн положил сверху другой камень и оставил на нём отпечаток своей ладони, который остался там до сих пор. Лотён тогда сказал: «Если для тебя скала – не препятствие, то, если это не магия, не должна быть она препятствием и для нас. Но так ли это, если проверить?» «Она не была препятствием и для вас – иначе, упав, она бы меня раздавила, не так ли?» — ответил Миларепа. «Но около меня и не было скалы. Если её нет, то как она может быть препятствием?» – возразил Тарло. «Ну вот она и не была препятствием, – ответил Джецюн. – Учти: если ты чего-то не чувствуешь, это не значит, что этого нет». Учитель Тарло ещё больше разволновался, а Лотёна охватило сомнение: «Всё это кажется подлинным, но нам, философам, трудно в это поверить. Йогин, если всё это не магия, но знаки продвижения на пути, то на пути упражняются в шести парамитах. Скажи, как практикуют шесть парамит?» Миларепа ответил песней:

 

Прибежище победоносное, Три Драгоценности,

В блаженстве святом над макушкой моей пребываете.

Не разлучаться со мною прошу я вас искренно,

Не отвлекаясь, прошу вас: крючком сострадания

Существ, матерей наших в прошлом, навечно поймать,

Любви своей силой держать и не отпускать,

Все шесть разновидностей их от страданий освобождать.

 

Так называемый йогин Большой Колесницы

Слаб в изучении Дхармы, свободной от слов,

В смысл пустоты в размышлениях не углубится,

В медитации истины нерождённого он не коснётся,

От недобродетелей десяти даже если он отвернётся.

 

Если узел скупости не развязал,

Что за польза от щедрости, за которую ждёшь благодарности?

Обман не отбросил, не перестал если быть лицемерным,

Что за польза от показной дисциплины примерной?

С оружием грубых слов если всё ещё ты не справляешься,

Что за польза в терпении, которым признания лишь добиваешься?

Инертность и лень если всё ещё ты не отбросил,

Напрягаясь, творить добродетель с усилием – есть ли здесь польза?

Если ум всё ещё не научил ты свой не отвлекаться,

Что за польза от напряжения для медитации?

Все явления если друзьями твоими не стали,

Что за польза в той мудрости, что лишь из книг добывали?

 

Не знаешь если запреты глубокие и разрешения,

Что за польза тогда от познания и изучения?

Если не следуешь сам тому, что отбросить, а что применить,

Что за польза другим о причинно-следственных связях тогда говорить?

Если Дхарме ума состояние не соответствует,

Что за польза в одеждах монашеских, нужно ль тогда их носить?

 

Омрачений змею ядовитую не умертвив,

Желать мудрости – вот где, поистине, ересь.

Ураган лютой зависти, ревности не усмирив,

Бодхичитты желать – вот это, поистине, ересь.

Вреда существам причинение не обуздав,

Почёта желать – это, поистине, ересь.

Эгоистичным, предвзятым быть не перестав,

Желать чувства равности – это, поистине, ересь.

 

Йогин, демона эго-привязанности не усмиривший,

От молота омрачений побоев не защищённый,

Дела свои в накопленья благие не превративший,

Других добродетели будет помехой невольно;

С Дхармой сознание своё окончательно не смешавший,

Речами без смысла других будет с толку сбивать.

Без медитации жизнь – явление заурядное,

С ней – не печалясь, как минимум, помирать.

 

Тарло сказал на это: «Да, похоже, названия парамит тебе известны. А как насчёт практики десяти парамит? Как выполнять её?» Ответ Миларепа также изложил в песне:

 

Переводчик Марпа, мой добрейший Лама,

Защищай существ – страдальцев века тёмного,

Дай благословение, чтобы святая Дхарма

Помогла от зависти особенно.

 

Послушай, Тарло, учитель, желающий славы,

Наверно, считаешь себя ты бессмертным,

Полжизни бездумно играя словами,

Но время, что есть у тебя, пролетит незаметно.

Лучше бы практикой ты занялся, пока можешь.

Существ века тёмного тяжелы кандалы омрачения –

Анализировать их никакого не хватит терпения.

 

Парамита есть то, что на берег другой нас уводит,

Из Самсары выводит, приводит к желанной свободе.

На том берегу отброшена эго-привязанность,

И это – та парамита, что называем мы «щедрость».

И также – не что иное, как «нравственность»,

Когда отброшена на том берегу лицемерность.

На том берегу не страшатся реальности,

И это и есть тогда парамита терпения.

Тот берег никак не отделен от практики –

От парамиты усердия не-отделение.

Тот берег – сущность происходящего,

А это, по сути, и есть «медитация».

На том берегу постижение настоящее,

Не это ли «знание» – любая доступна когда информация.

Все дела на том берегу – духовное накопление,

«Искусными средствами» называем мы парамиту.

Демонов четырёх на том берегу подчинение

И есть та парамита, что называем мы «силой».

На том берегу самопроизвольно двух польз исполнение,

И это – не что иное, как то, что мы называем «молитвой».

На том берегу осознана чистота омрачения,

Достигнута «мудрость» – иначе её не достигнуть.

 

Вот это и есть духовная практика,

И здесь ни к чему пустословия тактика.

 

«Всё это кажется верным, – признал Лотён. – У тебя, йогин, наверняка есть опыт в медитации». Но с этим не согласился Тарло: «Это всего лишь какие-то метафоры, которые не могут служить основой для дальнейшего исследования, а всякие магические фокусы могут вытворять и не-буддисты. Ты привёл лишь названия десяти парамит, но остальное вовсе не соответствует содержанию этих текстов. Я же исходил из них, поскольку все объекты познания определяются с помощью праманы, и поэтому она так важна. Если знать праману, будешь понимать любые учёные тексты.

В тот раз тебе был задан вопрос о прамане, и, если бы ты ответил, тогда стало бы всё понятно. Расскажи лучше нам, что ты знаешь о теории праманы: об общих характеристиках, а в особенности – о характеристиках непосредственного достоверного восприятия и логического достоверного познания, о противоречивых и взаимосвязанных доводах, о признаках неопределённого проявления».

Джецюн ответил: «Учитель, ты будто продал свой ум демонам! Ты не веришь ни самому себе, ни Йидаму, ни святым Буддам, как же ты хочешь вызвать доверие у меня? Мне неведома такая Дхарма, которая тебе по душе – нелогичное рагу праманы без соли и специй сострадания, отказа от Самсары и чистого видения, которым ты обжигаешь язык и нёбо своего сознания, наполняя своё пузо гордыней, а потом отрыгивая самовосхваление и надменность и выплёскивая рвоту вверху и выпуская газы клеветы и кал и мочу презрения к другим внизу. Что это за вредное лекарство, от которого всем только становится плохо, и что это за извращённая Дхарма, заставляющая грешить!

Я несомненно увидел, что все явления – ум, и для меня никакой не секрет, что ум – это пустой ясный свет. К чему мне Дхарма, в которой требуются логические выводы! Если же непременно нужно, чтобы я сказал о противоречивых и взаимосвязанных доводах и о признаках неопределённого проявления, то учитель, состояние ума которого не в согласии со святой Дхармой, – это противоречивый довод, этот самый противоречивый довод и омрачения – взаимосвязанные доводы, а тот, кто кажется последователем Дхармы, но является при этом субъектом таких противоречивых и взаимосвязанных доводов, имеет все признаки неопределённого проявления».

Лотён потёр себе двумя руками голову своей монашеской мантией и, не сдержавшись, фыркнул от смеха, но Тарло, с трясущейся головой и руками, взорвался: «Ха-ха, вот до чего ты договорился! Ты же не знаешь даже, где начало и конец твоих собственных экскрементов! Все эти здесь, кто считает тебя Буддой, смешны! С чего ты взял, что я продал свой ум демонам, и какие у тебя есть доказательства? Если знание праманы, как ты утверждаешь, приводит к самовосхвалению и клевете на других, то ты, выставляющий себя Буддой и клевещущий на меня, неплохо знаешь праману. У тебя нет ни заслуги, ни кармической связи с Дхармой, иначе отвечал бы, как нужно, на вопросы языком Дхармы, вместо того чтобы поучать, давая ненужные советы длиннее ослиного члена (учитель Тарло прибегает к игре слов, используя то, что в тибетском языке совпадают слова для «совета» и «гениталий», а также «учить, поучать» и «показывать» – прим. перев.). Ты лучше его не показывай, а спрячь и молчи!» «Я бы с удовольствием помолчал, но ты мне не даёшь, – ответил Миларепа. – Тебе не нужны мои доводы, однако они направляют к счастью, и мне самому они очень нужны. Я говорю о том, каким всё является, а тебя это задевает, и тебе кажется, что это самовосхваление. Наш ум, ум разумных существ, является ясным светом пустоты, незатронутым никакими изъянами и преимуществами Самсары и Нирваны. Это называют также Буддой всеобщей основы и Сугатагарбхой – семенем Освобождения и блаженства. А то, что мы не ведаем собственной сущности, называют неведением, неосознанием, случайным загрязнением, омрачениями и состоянием обычных разумных существ. И эти обычные существа блуждают в Самсаре. Когда ум узнаёт собственную природу, это называется осознанием, мудростью, абсолютной чистотой и состоянием Будды – и это есть уход в Нирвану. Победитель Будда говорил об этом:

 

Сугатагарбха всех существ объемлет целиком,

И существа все – Будды, все без исключения.

 

И ещё:

 

Существа – Будды, и случайны загрязнения.

Их удалить, и сразу после удаления

Окажется, что они Будды, вне сомнения.

 

А также:

 

«Постижение ума рождает мудрость, и нет никакого другого Будды где-то. Медитируйте именно с таким пониманием».

 

Ум изначально является ясным светом пустоты, и любой, кто постигает это, становится Буддой. И моё постижение ума есть погружение в абсолютную реальность, только ты в это не веришь. Всем собравшимся очевидно, что твой ум во власти демонов. Если излагать тебе абсолютную истину, ты только воспримешь это как угрозу, и я больше ничего говорить тебе не буду». «Прекрасно! – ответил учитель. – Если есть основания верить, что мой ум во власти демонов, то докажи это. Я лучше тех, кто проводит свою жизнь в обмане, показывая магические фокусы и распевая жалостливые песни, чтобы дурачить других». Джецюн улыбнулся на это: «Что ж, если ты настаиваешь на доказательстве, я тебе его представлю. Кроме мяса, которое ты принёс, есть тут от тебя и другой подарок у одного из присутствующих. Цель его – разве не доказательство, что твой ум во власти демонов?» Лицо учителя почернело от злости. И, хотя Миларепа сказал Речунгпе этого не делать, он всё же принёс мясо, положил перед всеми и затем подошёл к симпатичной девушке, которая не очень доверяла Джецюну, но доверяла ему, Речунгпе, и снял с её руки браслет. Учитель Тарло, пристыжённый и в смятении, накричал на Джецюна с учениками и ретировался. Речунгпа, довольный, продемонстрировав всем браслет, сходил ещё туда, где девушка работала, и принёс оттуда чётки учителя, убедив всех этим ещё больше. Лотён подумал: «Если никто ему об этом не сказал, то, видимо, он действительно тот, за кого себя выдаёт. Но нужно всё же это ещё проверить». Объявив, что дебаты были достаточными, он взял книги и удалился.

Тем вечером Лотён налил кровь в чашу для подаяния Будде и молоко в ритуальную чашу из черепа – капалу, а также перевернул изображение Будды со свитой на алтаре, решив: «Если он об этом будет знать, то я соглашусь, что он обладает ясновидением и магической силой». Наутро он пришёл к Джецюну. Его встретил Речунгпа со словами: «Учитель, ты вчера опозорил себя и учение. Пришёл покаяться?» «Я верю Ламе и хочу с ним повидаться», – сказал Лотён и вошёл внутрь. Джецюн улыбнулся: «Учитель, не стоит проверять. Все явления, что вы считаете скрытыми, у меня как на ладони. Ты налил нектар пяти ядов в чашу монаха, а тем, что наливают туда, наполнил капалу. Кроме того, намеренно осквернил образ Будды со свитой, перевернув его. Ты же буддист, не поступай так. Не путай сосуды для подношений и не оскверняй священные образы – поставь образ Будды правильно». Тот был поражён и даже сжался от страха. Преисполнившись необычайной веры в Джецюна, сказал: «Йогин, научи меня своей практике работы с умом. Я поверил тебе как никому». «Хорошо, что ты поверил, – ответил Джецюн. – Но рассказывать свой опыт медитации тому, кто не является достойным сосудом, не стану. Это будет утратой, и вот почему». Он объяснил это в песне:

 

Я Переводчику Марпе кланяюсь низко.

Благослови на то, чтобы смог этот нищий

Молчать о том, что в тайне должно сохраниться.

 

С тобой, учителем поверхностным, предвзятым

Вести дебаты было бы утратой.

О медитации без отвлечения

Утратой были бы пустые рассуждения.

Утратой было бы на рынке обсуждать

Секреты йоговского поведения.

Для практика стремиться к Просветлению

Утратой было бы посредством изучения.

В сосуды ладные вольются наставления,

Утрата – лить в сосуды недостойные.

В выбранном месте для уединения,

Если никого нет затем, – это утрата.

Утрата — йога песни сокровенные

Петь там, где петь их вовсе и не надо.

 

Утрата – вместо пользы будет хуже.

Ответ на твой вопрос тобой получен.

 

Учитель сказал: «Хорошо, ты не хочешь рассказывать о своём опыте медитации, но очевидно, что медитация дала тебе мудрость. Прошу, расскажи тогда вкратце о способе передачи посвящений и ступенях пути, а также о взгляде, медитации, поведении и плоде». «О твоей традиции я не знаю, – ответил Джецюн, – а в моей традиции это так:

 

Переводчику Марпе преданно кланяюсь в ноги,

Пою, отвечая учителю, я эту песню.

Без доводов противоречивых и взаимосвязанных

Слушай истины смысл, для тебя здесь наглядно показанный.

 

Смотреть когда не на что – это есть высшее видение,

То, что видишь, – ясный свет природы ума.

Искать когда нечего, то обретается высшее,

Природы ума драгоценностей закрома.

Когда нечего есть – это высшее насыщение,

Пища самадхи – полное освобождение.

Утоление жажды – высшее, когда нечего выпить, –

Это есть нектар бессмертия Бодхичитты.

Эту мудрость простую, самоосознающую

Невозможно словами обычными выразить.

Недоступна она шравакам и детям незрелым,

И философам её темой своею не сделать.

 

Вне передачи и получения истина –

Это есть великое посвящение.

Не низкая и не высокая истина –

Высший уровень для достижения.

Когда постигается истина непрохождения,

То это – высший путь постижения.

Вне рождения и умирания истина,

Нужд высшее удовлетворение.

Не поддастся истина измерению –

Праманы высшее выражение.

Не великая истина и не маленькая –

Колесницы высшей определение.

Не плохая и не хорошая истина –

Метод, высший для применения.

Вне двух обретается истина –

Это высшее также воззрение;

Вне точек ориентации –

Это высшая медитация;

Вне принятия и отвержения –

Это высшее поведение;

Не посредством усилий придёт –

Это есть высочайший плод.

 

Все те, кто этой истины лишён,

Учитель, гордый тем, что он умён,

Учёный, слов презрительных мастак,

И медитатор, думающий «так – не так»,

Надеясь на свободу, связанными остаются,

Верёвкой двойственности связаны,

Надеясь на свободу, пойманными остаются,

Крючком субъекта и объекта пойманы,

Надеясь вылезти, лишь глубже увязают,

Из Трёх Миров Самсары выхода не знают».

 

Лотён отбросил всякую гордыню и поклонился Миларепе. Хотя и не получил непосредственных наставлений Дхармы от Джецюна, он был преисполнен к нему неразделимой веры. «Те дебаты были настоящими, и ты в них победил», – признал он и с этими словами удалился.

Придя к Тарло, он сказал ему: «Не знаю, наши, философов, познания – в отсутствии, как говорил Мила, разочарования в Самсаре, отказа от неё и чистого видения – ведут к Освобождению или препятствуют ему; но я сожалею о том, что считал его ясновидение и сверхъестественные способности, знаки достижений в практике, лишь магическими трюками, и я ему верю». «Твоя вера в него бессмысленна, – возразил Тарло. – Ты тоже поддался превратной Дхарме. Что касается его ясновидения и сверхъестественных способностей, то я лишь вижу его как духа великой силы, который мог бы стать учеником. В нём нет ни капли истинной Дхармы. А с той девушкой прелюбодеяний я не совершал». Он вскоре умер, так и не отказавшись от своих ложных взглядов. Из-за неспособности избавиться от своих ошибок он переродился грозным демоном, которого призывали в свидетели, когда давали клятвы.

Миларепа подытожил эту историю: «Из-за того, что создал такую плохую связь со мной, Тарло оказался в дальнем краю Самсары». Другие учителя, осуждавшие Джецюна, остались ни с чем. Лотён позже пришёл к Джецюну, научился у него медитации и стал его близким сыном-учеником – лучшим из пяти учителей-медитаторов, истории которых будут рассказаны дальше.

На этом заканчивается рассказ о том, как Миларепа одержал с помощью магических способностей и силы победу в «дебатах», затеянных из ревности.