Надежда Хаджимерзановна Орлова

доктор философских наук, профессор Новгородского государственного университета имени Ярослава Мудрого

15 июня 2022 года в Санкт-Петербургском государственном университете состоялось весьма неординарное событие. Уникальность его не в том, что было заседание диссертационного совета, на котором защищались две философские диссертации.^[1] Это, скорее, вполне рабочее событие для одного из лучших университетов мира. Дело в другом. Обе диссертации посвящены творчеству Ф.М. Достоевского. Обе диссертации являли собой результат философского поиска молодых китайских исследователей. Ну, и усиливает ощущение неординарности сюжета то, что за годы учебы в аспирантуре Санкт-Петербургского университета Ли Сяоюй и Ли Тяньюнь не только совпали в своей любви к творчеству и философии великого русского писателя, но и нашли друг в друге любимого человека. Защиту диссертаций они посвятили своему семейному союзу и ожидаемому рождению первенца.

Все члены диссертационного совета сошлись в общей положительной оценке представленных к защите диссертаций. Однако состоявшаяся дискуссия показала, что общим слабым местом исследований было отсутствие ссылок на китайскую философскую традицию. Ну и, конечно, приближаясь к пониманию Достоевского, нельзя не учитывать его веру в православие. На эти и другие дискуссионные вопросы, выступая в качестве члена диссертационного совета, я обратила внимание в своих развернутых рецензиях, которые здесь публикуются.^[2]

 

ОТЗЫВ на диссертацию ЛИ СЯОЮЙ:

«Проблема “высших личностей” в философском мировоззрении Ф.М. Достоевского»

 

На мой взгляд, самостоятельный исследовательский поиск — это всегда актуально. Что касается творчества Достоевского в его соотношении с философской проблемой человека и человечности, то здесь мы, можно сказать, обречены на актуальность и новизну. Жизнь и деятельность человека в исторической перспективе обогащается новыми идеями, мотивациями, технологиями. Расширяются формальные и неформальные границы свободы и несвободы личности. Да и меняется отношение человека к самому себе идеальному и реальному. Герои Достоевского, их выборы и поступки неизбежно трактуются нами в этих новых координатах. Это хорошо видно при обращении к визуальным рецепциям на Достоевского. Литовская режиссер Бируте Мар, создавая свой спектакль «Ангелы Достоевского», включает в список не только мальчика у Христа на елке, но и Грушеньку из «Братьев Карамазовых»; петербургский театр «Странник» из «Преступления и наказания» приближает к нам фигуру Катерины Ивановны («Последний поход Катерины Ивановны»), французский режиссер анонсирует свое обращение к роману «Идиот» как историю одной женщины и четырех мужчин, которая завершилась драмой невозможности выбора.

В обоснование актуальности и новизны добавлю, что число диссертационных исследований, посвященных философским аспектам творчества Достоевского, невелико. Более он востребован у филологов. Каталоги авторефератов диссертаций Российской государственной библиотеки дают сведения лишь о двух десятках работ за период с 1977 года. Наиболее близко к теме философии человека в творчестве Достоевского из них стоят: Религиозно-философское учение Ф.М. Достоевского: антропологический аспект (В.Ю. Вавилова, 2017); Метафизика личности в наследии Ф.М. Достоевского: философско-антропологический аспект (С.А. Корнева, 2011); Концепция человека и мира в онтологии Ф.М. Достоевского (А.А. Ромащенко, 2006); Сущность социально-философских идей Ф.М. Достоевского (Е.В. Онищенко, 2006); Проблема человека и поиск социальной гармонии в философских воззрениях Ф.М. Достоевского (Е.С. Соколова, 2004); Развитие нравственных позиций героя Достоевского (А.Ф. Седов, 1979). Завершает список докторская диссертация «Философско-социологический анализ мировоззрения Ф.М. Достоевского», защищенная в 1977 году в Московском университете Кудрявцевым Юрием Григорьевичем (1935-1995).

К слову сказать, проблеме человека в творчестве Достоевского посвящены почти все его труды, в том числе обе его диссертации. Его монография «Три круга Достоевского: Событийное. Социальное. Философское»,^[3] вышедшая в сокращенной цензурой версии в 1979 году тридцатитысячным тиражом, была раскуплена мгновенно. Размышляя о портретах Раскольникова и Алены Ивановны, он показывает, что есть нечто потенциальное в каждом человеке, определяющее наши симпатии и наш окончательный выбор предпочтений, с кем быть. «Насколько привлекателен один, настолько отталкивающа другая. Встретив их на улице, естественно и невольно испытаешь симпатию к первому и антипатию — ко второй. Далее узнаешь, что первый — убийца, вторая — ростовщица. Старушка от этого не делается симпатичнее. Но антипатия к молодому человеку явно большая. С кем бы из них нам хотелось общаться? Ни с кем. Но если вопрос — у стены, и надо выбирать, то, естественно, предпочтительнее Алена Ивановна. … На ее руках нет крови. Она посягает на кошелек, а не на жизнь. Всякая же жизнь самоценна и уж явно дороже кошелька. Раскольников убил не только ростовщицу, но и человека. И в этом плане “бедный” Раскольников, помогающий другим Раскольников, не выдерживает сравнения даже с Аленой Ивановной» (цитируется по интернет ресурсу).

Подчеркну, что в список упоминаемых диссертаций я включила лишь те, которые отвечают сугубо философской специальности. И в этом смысле мы можем уверенно говорить, что предложенное для защиты историко-философское исследование оригинально, актуально, востребовано и необходимо.

Диссертационное исследование ЛИ СЯОЮЙ посвящено тому, как в истории философии развивается понимание творчества Федора Михайловича Достоевского в контексте размышлений героев писателя о так называемой «высшей личности», о ее возможности и пределах. Соискательница упрекает современную западную культуру в тенденциях «дегуманизации, прагматизма, утилитаризма и утраты идеи Бога» (с. 4).^[4] Для России эти тревоги тоже актуальны, так как она (Россия) «в последнее время во многом принимает западные социальные и культурные ценности». Философское мировоззрение Ф.М. Достоевского с его «оптимистическим характером» понимается как своего рода спасительный ковчег. Обращение к вечным вопросам проблемы бытия человека в координатах добра и зла, вопросам, которые формулирует писатель устами своих героев, всегда актуально.

Автор исследования исходит из того, что «бесконечность и загадочность» человека непознаваема в своих пределах. Нельзя недооценивать «риск», связанный с тем, что, достигая полноты человеческой сущности, становясь «высшими личностями», человек наделяется «особыми способностями влияния на людей вокруг и даже на окружающий мир» (с. 4). Как я понимаю, автор исходит из того, что «высшие личности» для писателя имеют особое значение, поскольку «именно они определяют историю человечества» (с. 4). Творчество Достоевского становится своего рода оптикой, объяснительным инструментом, с помощью которого рассматриваются и трактуются самые разные движения человеческой души, его мотивации, обрушения в бездны зла и взлеты к вершинам побед над ним.

Решение поставленной исследовательской задачи реализуется по трем направлениям. Первое, это проанализировать в исторической ретроспективе, как в истории философии складывается традиция рассматривать литературное и публицистическое творчество Достоевского в системе философского знания. Иначе говоря, как возможно «философское мировоззрение Ф.М. Достоевского», «философия человека Достоевского», «философия Достоевского» (с. 12). Автор рассматривает отношение к творчеству Достоевского отдельно в истории русской философии Серебряного века (с.12), в истории европейской философии и в философской традиции советского времени (с.21).

Второе направление решает задачу показать основания проблемы «высших личностей» в творчестве Достоевского (с. 30). Автор исследования вводит нас в мир героев писателя, стремясь убедить, что и сам Достоевский эволюционировал от романтизма в раннем творчестве (с.30), через тип мечтателя (с.45, с.54), к идее «высшей личности» (с.63). Здесь же нам предложено на примере повести «Слабое сердце» рассмотреть доброту как неотъемлемое качество «высшей личности» (с.83) и на примере повести «Хозяйка» рассмотреть категорию зла как возможное условие развития «высшей личности» (с.94). На мой взгляд, есть некоторое рассогласование в использовании оппозиций «доброта-злоба», «добро‑зло».

На третьем направлении автор исследования на примере фигуры Родиона Романовича Раскольникова (роман «Преступление и наказание») разворачивает окончательную (я бы предложила законченную) форму развития проблемы (идеи) «высшей личности» (с.102). Заголовки параграфов готовят нас к тому, что понятие «высшей личности» в позднем творчестве Достоевского нуждается в отдельном рассмотрении (с. 102). Фигуру Раскольникова в философских трактовках «высшей личности» по Достоевскому предлагается понимать как ключевую и завершенную (с.114, с.136).

Уточню, что во второй и третьей главе диссертантка реализует так называемую иллюстративную (прикладную) часть своего исследования. Что касается выбора произведений для иллюстрации, то отношусь с уважением и пониманием к праву автора определять их список. Однако было бы корректно обосновать выбор, ведь на нем строятся аналитические выводы. В противном случае возникает ощущение, что выбор определялся исключительно наличием уже существующих в литературе точек зрения (в первую очередь, глубокоуважаемого мною И.И. Евлампиева).

Таким образом, в качестве основной стратегии, с помощью которой решается поставленная задача, предлагается проследить, как идея «высшей личности» расшифровывается в портретах героев произведений Достоевского.

Цель своей работы автор видит в «правильном» понимании философии Достоевского, которая, с точки зрения соискательницы, направлена «на объяснение человеческой личности». Причем «центральным элементом» философского мировоззрения писателя выдвигается концепция «высших личностей». Это своего рода инструмент, с помощью которого нам дается возможность примирить человека неидеального с перспективой его потенциальной духовной красоты. Идеальный проект человека включает в себя, во-первых, «полную реализацию в себе божественного начала» и, во-вторых, «обретения способности радикального, мистического по своей сущности, влияния на окружающих людей и на весь мир» (с.6). На пути движения к заявленной цели диссертанткой формулируются задачи, решение которых оформляется в выводах и тезисах. Остановлюсь на некоторых из них.

Первый параграф первой главы диссертации опирается на тезис, что «открытие» Достоевского как философа – заслуга философов Серебряного века. И завершается следующим выводом: «в сочинениях мыслителей Серебряного века было ясно понято, что в философии Достоевского человек, отдельные человеческие личности — это главная проблема и главная загадка; именно личности, достигшие высшего духовного развития, пример которого демонстрирует Иисус Христос, обладают особой значимостью и особым влиянием в этом мире» (с. 21). Уточню, что опирается автор на трактовки философии Достоевского у Н.О. Лосского, Л. Шестова, Н.А. Бердяева. Выбор имен обосновывается задачей опереться на работы, которые «особенно важны для понимания философской концепции человека у Достоевского и его представления о возможности для человека стать “высшей личностью”» (с. 12). Как я понимаю, здесь готовится введение к определению понятия «высшая личность». Вполне тянет на положение, выносимое на защиту, хотя и весьма дискуссионное, в первую очередь, в части обращения к фигуре Христа. Сам подход и корпус имен, которые использованы для обоснования этого тезиса, вполне понятны, однако есть некоторая неловкость в том, что само понятие «высших личностей», которое является ключевым и которое включено в вывод параграфа, мы не находим в цитируемых работах философов Серебряного века. Вообще, понятие «высших личностей» довольно активно используется с первых страниц диссертации, но ни введение, ни первый параграф, ни первая глава не проясняют его на уровне категориальной определенности, разве что на уровне описания некоторых свойств. Можно ли понимать, что это синоним «высшим типам» у Достоевского? Но тогда следовало бы обосновать это. И возвращаясь к фигуре Иисуса Христа, позволю себе не согласиться с тем, что Он «демонстрирует пример» достижения «высшего духовного развития». Христос есть Богочеловек (Совершенный Бог и вместе Совершенный Человек), Сын Божий, воплотившийся ради Спасения людей. Никакие земные маршруты духовного развития к нему неприменимы. И в русской философии Серебряного века только так и понимается фигура Христа. У Достоевского в одном из писем 1877 года встречается о применении к человеку понятия «христианин, т. е. полный, высший, идеальный».^[5] Возможно, следует обращаться к этому пониманию духовных вершин человеческой личности по Достоевскому. Уточню, что на выводах первого и второго параграфов основывается первое из положений, выносимых на защиту. «Рассмотрение основных форм интерпретации мировоззрения Достоевского русскими философами Серебряного века и русскими и западными философами ХХ века показывает, что они видели в качестве главного элемента его философии понимание человеческой личности в качестве абсолютного начала по отношению ко всему существующему; в этом смысле правильная трактовка смысла бытия человека в творчестве Достоевского остается важной и еще не решенной задачей» (с.9).

Я бы подчеркнула, что категория «правильная трактовка смысла бытия» — задача, вне всякого сомнения, важная и трудно решаемая, поскольку мы всегда ангажированы либо собственным (субъективным) пониманием «правильности», либо авторитетом того или иного учения.

Что касается второго положения для защиты (с.9), то оно опирается на первый параграф второй главы и утверждает, что «основанием представления Достоевского о существовании “высших личностей”, обладающих более существенным влиянием на окружающих людей и на историю, чем все остальные», следует считать идеи о «существенном неравенстве личностей с точки зрения их внутреннего, духовного развития» и «принцип Фихте о потенциальном тождестве Бога и человека». Это положение также возвращает к непроясненности понятия «высшей личности». Полагаю, что автор, опираясь на заслуженный авторитет профессора И.И. Евлампиева, синонимирует это понятие с «высшими типами» у Достоевского. В пятом положении, выносимом на защиту, приводится эта отсылка к Достоевскому. Думаю, что положение нуждается в дополнительном уточнении в той части утверждения, что имелись «представления Достоевского о существовании “высших личностей”».

Вообще, по ходу всего повествования фигуры героев произведений Достоевского нередко замещаются фигурой писателя, вложившего в их уста те или иные слова. Такой условный ход вполне возможен для решения задачи показать, как в творчестве писателя насыщался содержательно портрет «высшего типа». Но следует помнить про дистанцию огромного размера между тем типом «высшей личности», которая исследуется в диссертации, и типом «высшего христианина», в который верил Достоевский. И в этом смысле самым спорным полагаю шестое положение, выносимое на защиту.

«Достоевский изображает Раскольникова как повторение Иисуса Христа. Хотя он совершает убийство, но его целью являются не корыстные интересы, а желание стать “высшей личностью”, чтобы помочь всем людям, спасти их от страданий. Кроме того, он совершает преступление не вполне самостоятельно и свободно, а подталкиваемый злыми силами, господствующими в мире. Осознав, что выбрал неправильный путь к становлению “высшей личностью”, Раскольников в конце концов находит правильный путь: принимает вину и наказание за совершенное преступление и реализует свое предназначение через любовь и самопожертвование, через единение с другими людьми. В становлении подлинной “высшей личностью”, подобной Иисусу Христу, Раскольникову помогают другие герои — прежде всего Соня Мармеладова, а также Порфирий Петрович и Свидригайлов».

С моей точки зрения для писателя и философа Достоевского «ложен сам принцип, согласно которому ради добрых дел можно временно (для начала) творить зло. Вступивший на путь зла не сможет искупить его. А кроме того, не сможет сойти с этого пути. … вкусивший крови, покончив с “ростовщицами”, может приняться за “лизавет”».^[6] Что и реализовано в истории Родиона Раскольникова. Его итог: «Я не старуху зарезал; я принцип зарезал». И да, в остроге «под подушкой его лежало Евангелие», но Раскольников еще его не открывал: «история постепенного обновления человека, история постепенного перерождения его»^[7] еще только начиналась. Достоевский дает шанс герою развиться в «высшего христианина». Но тезис о повторении в Раскольникове фигуры Иисуса Христа не оправдан ни логикой мировоззрения Достоевского, ни логикой истории самого Христа. Более того, соглашаясь с этой частью тезиса, мы даем повод упрекнуть нас в вольном использовании имени и учения Христа, как некой универсальной метафоры.

 

 

ОТЗЫВ на диссертацию ЛИ ТЯНЬЮНЬ:

«Будущее человечества в философском мировоззрении Ф. Достоевского и Вл. Соловьева»

 

Нет сомнения, для меня, по крайней мере, в том, что значение творческого наследия таких мыслителей, как Ф.М. Достоевский и Вл. Соловьев, трансгранично и вне времени. Поставленные ими вопросы о возможности и смысле будущего человечества касаются каждого размышляющего человека, а философа уж точно. Меняются политические границы, идеологические моды, культурные ландшафты, но вопросы бессмертия и возможного будущего остаются острыми и тревожащими. Размышлять над ними философу всегда актуально.

В обоснование актуальности и оригинальности предложенного исследования добавлю, что число диссертационных исследований, посвященных сравнительному анализу философского мировоззрения Достоевского с теми или иными знаковыми философами, невелико. Каталоги автореферетов диссертаций Российской государственной библиотеки дают сведения лишь о нескольких работах, наиболее близко стоящих к теме сравнительного анализа: «Религиозные представления Л.Н. Толстого и Ф.М. Достоевского в контексте христианского богословия» (Палибрк В. 2016); «Проблема абсолютности морали в этике И. Канта и Ф.М. Достоевского» (Мехед Г.Н., 2013); «Метафизика русской идеи в творчестве Ф.М. Достоевского, В.С. Соловьева, Н.А. Бердяева. Взгляд из России и Китая» (Лю Цзоюань, 2010); «Историософские взгляды Ф.М. Достоевского и К.Н. Леонтьева: сравнительный анализ». (Семикопов Д.В., 2007); «Осмысление представлений о бессмертии в русской религиозной философии конца XIX века: Ф.М. Достоевский, В.С. Соловьев, Л.Н. Толстой» (Шовина Е.Н., 2007); «Проблема смысла войны в философии Ф.М. Достоевского и В.С. Соловьева» (Мамина Е. К., 2006); «Проблема свободы в русской философии XIX века: П.Я. Чаадаев, В.С. Соловьев, Ф.М. Достоевский» (Ненашев М.И., 2000). Как видим, лишь в четырех диссертационных исследованиях имена Достоевского и Соловьева стоят рядом, что еще раз подчеркивает оригинальность исследовательской темы. В этом списке есть работа, где анализируются иммортологические представления в философском наследии Ф.М. Достоевского и B.C. Соловьева (см.: Шовина Е.Н., 2007). Хочу также обратить внимание на диссертацию «Метафизика русской идеи в творчестве Ф.М. Достоевского, В.С. Соловьева, Н.А. Бердяева. Взгляд из России и Китая», защищенную соотечественником нашего диссертанта Лю Цзоюанем в Московском государственном университете в 2010 году. Уточню, что у меня нет принципиальных возражений к тому корпусу источников, на которые опирается в своем исследовании ЛИ ТЯНЬЮНЬ, но полагаю, что было бы уместно упомянуть об этих редких диссертациях по философской специальности. Особенно жаль, что в корпус источников не только не включена диссертация соотечественника, к тому же весьма близко стоящая по тематической направленности, но вообще дается только одна ссылка на представителя китайской традиции философского анализа творчества Достоевского и Соловьева (Сюй Фэнлинь). А ведь корпус исследований по их личности и творчеству, опубликованных в Китае, начинается с 1918 года и весьма большой. Об этом в упомянутой выше диссертации дается обширный обзор, приводится внушительная библиография. Я уверена, что включение тех из них, что представляют философскую традицию в Китае по теме обсуждаемого исследования, было бы весьма оригинально и полезно для развития современного философского знания как в России, так и в Китае.

Подчеркну, что в список упоминаемых диссертаций я включила лишь те, которые отвечают сугубо философской специальности и близки к теме обсуждаемой диссертации. И в этом смысле мы можем уверенно говорить, что предложенное для защиты историко-философское исследование оригинально, актуально, востребовано и необходимо.

Целью своего диссертационного исследования ЛИ ТЯНЬЮНЬ ставит — «выразить в систематической форме представления Достоевского и Соловьева о будущем человечества, т. е. о конечном, идеальном состоянии, к которому должно прийти человечество в истории» (с. 11).^[8] Обращение к теме диссертант обосновывает тем, что вопрос о будущем человечества является важнейшим в истории русской философии. И конечно, важно рассмотреть в сравнительной перспективе философические размышления Достоевского и Соловьева, чье творчество имеет огромное теоретическое и практическое значение.

Решение поставленной исследовательской задачи реализуется по трем направлениям. Первое, это показать в исторической ретроспективе, как и какие философские идеи оказали свое влияние на мировоззрение Ф.М. Достоевского и Вл.С. Соловьева. Акцент ставится на обращении к теме гностицизма в творчестве Достоевского и Соловьева (с. 18), а также влияние на них взглядов представителей западничества и славянофильства на будущее человечества (с. 27).

Второе направление решает задачу показать особенности преломления философской тревоги о будущем человечества в творчестве Ф.М. Достоевского. Размышления строятся на материалах литературных произведений писателя и сосредоточены вокруг понимания идеи бессмертия. В романе «Преступление и наказание» идея бессмертия выступает как основа веры в будущее человечества (с. 44). На примере размышлений Ипполита Терентьева из романа «Идиот» предлагается обсудить, как возможен негативный вариант понимания бессмертия и будущего человечества (с. 58). В романе «Бесы» в тему бессмертия и будущего человечества вводят «три разговора Кириллова» (с. 67). Завершается иллюстративный ряд романом «Братья Карамазовы» и анализом возможности бессмертия и будущего человечества в философском мировоззрении Ивана Карамазова (с. 86).

На третьем направлении хода исследования диссертант анализирует тему будущего человечества на философском наследии Вл.С. Соловьева. Опора на те или иные тексты философа позволяют диссертанту развернуть многогранный спектр размышлений Соловьева о возможности и условиях будущего человечества. Как возможен богочеловек и переход к богочеловечеству в работе «Чтения о Богочеловечестве» (с.104); преемственность идей Соловьева по отношению к идеям Достоевского в работе «Три речи в память Достоевского» (с.125); теократия и судьба России в работе «История и будущность теократии» (с.137); смысл любви в будущем человечества в работе «Смысл любви» (с.148); о причинах кризиса в позднем мировоззрении в работе «Три разговора о войне, прогрессе и конце мировой истории» (с.166). Таким образом, структура диссертации соответствует логике сформулированных задач и позволяет уверенно обосновать тезисы, выносимые на защиту.

Во всех разделах диссертации автор последовательно и системно анализирует и сопоставляет взгляды Достоевского и Соловьева на проблему будущего человечества. Причем диссертант соотносит с ней и проблему бессмертия. Источниками служат литературные тексты Достоевского и сугубо философские тексты Соловьева. Предварительно решается задача показать, как могли влиять на мировоззренческие взгляды обоих мыслителей различные философские течения и имена. Список предлагаемых иллюстраций весьма насыщенный и вполне репрезентативный, хотя и не исчерпывающий. По пути движения к заявленной цели диссертантом формулируются задачи, решение которых оформляется в выводах и тезисах. Остановлюсь на некоторых из них.

Первый параграф первой главы диссертации опирается на тезис, что и Достоевский, и Соловьев испытали на себе сильнейшее влияние гностицизма, что дает автору повод считать, что они в своих текстах, как литературных, так и философских, исповедуют «истинное (гностическое)» христианство. В диссертации есть следующее утверждение: «Как и творчество Соловьева, творчество Достоевского также основано на гностицизме как более глубокой и древней форме христианства» (с.19). При этом основным авторитетом для такой точки зрения указывается глубоко уважаемый мною И.И. Евлампиев. Не вполне ясно, что понимается под истинным (гностическим) христианством? И почему только или именно гностическое есть истинное? Кто и когда установил такую точку зрения в богословской традиции? И далее в религиозно-философской традиции? А игнорировать эту традицию мы не имеем права, если делаем столь категорические утверждения. Да и по замыслу диссертанта, обоснование положений для защиты должно учитывать традицию. В списке источников весьма широко представлен цех филологов, но лишь один источник приближает нас к теологической традиции в понимании мировоззрения Достоевского (Митрополит Иларион. Евангелие Достоевского. М., 2022). Сошлюсь на слова одного итальянского руссиста, который, исследуя библейские мотивы в творчестве Достоевского, полагал, что обращение к источникам является необходимым, потому что «без контекста традиции Восточной Церкви и патристики утрачивается имеющаяся в романах сложность, а также ключевая роль в них библейского текста».^[9] Для него очевидно, что «Достоевский связан с этой традицией не только в чисто интеллектуальном и культурном смысле. Она отвечает его образу чувствования и глубоким внутренним убеждениям» (там же). Достоевский верен Библии, в которой он находит глубину ответов на тревожащие его вопросы. Так же, как и его герои, неважно, положительное или отрицательное решение вечных проблем они для себя определяют истинным, с позиций боголюбцев или богоборцев. Личности Христа Достоевский поклоняется безоговорочно и, как пишет сербский богослов Иустин (Попович), «благодаря такому неустрашимому исповеданию веры во Христа Достоевский становится величайшим исповедником, типичнейшим и оригинальнейшим представителем Православия и православной философии новейшего времени».^[10]

Далее на одной из страниц первого параграфа читаем: «понимание истинного христианства несовместимо с ортодоксальным учением церкви, которое не признает возможности достичь совершенства в земной действительности» (с.27). И вновь хочется уточнить, о каком гностицизме идет речь? В традиционном понимании, или это гностицизм, который сегодня преподносят как «истинное христианство» и который имеет мало общего с гностицизмом из истории христианской Церкви во II‒IV веках? Сошлюсь на авторитет богослова: исторически, одной из главных особенностей гностицизма того времени «была философия, в основе которой лежал взгляд на материальный мир как на зло по самой своей сути. Поэтому для гностиков мысль о Боге, принявшем плоть (нечто дурное, не подлежащее исправлению), казалась невозможной и смешной. Гностики считали, что спасения можно достичь, только выйдя из тела и материального мира».^[11] Соглашусь с доводом, что философская диссертация не обязана опираться на теологическую традицию. Но тогда мы должны быть предельно осторожны в использовании устоявшихся в богословии понятий и определений.

В завершающем первую главу выводе читаем: «блистательные достижения русской философии XIX века тесно связаны с великими традициями европейской философии» (с.41). Вне всякого сомнения, как-то связаны, но все же, с моей точки зрения, главным «теоретическим источником» вдохновения для религиозных размышлений Достоевского и Соловьева было Евангелие. Это и определило неповторимость и вневременность их текстов.

Что касается некоторых выводов второй главы, то самым неловким полагаю своего рода переносы на писателя речей и поступков его героев, и следующие за этим выводы. Как, например: «По Достоевскому, человечество может достичь бессмертия именно в будущем, в истории. Для него вечная жизнь — это не вечная жизнь в Царстве Небесном, как утверждается в учении церкви, а именно вечная земная жизнь. Достоевский убеждает нас, что только если мысль о бессмертии живет в сердцах людей, они способны думать о будущем человечества и строить это будущее, но если в сердце человека отсутствует мысль о вечной жизни, то он будет чувствовать одиночество и безнадежность, и у него не будет перспектив на устроенную в будущем жизнь, которая одна только способна придать смысл существованию отдельного человека и всех вместе» (с.58). Возникает ощущение, что автору важнее всего представить Достоевского деятельным протестным писателем, который в слова своих героев вкладывает опровержение Православия.

Дискуссионной считаю приписываемую писателю трактовку того, почему люди не верят в способность творить добро и мирятся со своими греховными помыслами и поступками (см. с.77). Здесь те же дефициты. Не хватает опоры на источники, хотя бы на библейский текст, которые подсказали бы автору, какую роль сыграл в судьбе человечества свободный выбор первых постмодернистов Евы и Адама. Не было непослушания, не было изгнания, но была драма выбора, вслед за которым закреплялась ответственность. О чем, к слову сказать, субъекты события были предупреждены. И вновь Достоевский выступает как борец против «христианской доктрины» в пользу «учения самого Иисуса Христа». Доктрина ведь исповедует учение Христа, поэтому и называется христианской. Усиливает ощущение борцовской риторики и ход, когда в пересказе сугубо библейских притч используются отсылки к «церковной доктрине» (см., например с.84).

Думаю, что привлечение в процессе исследования корпуса теологических источников помогло бы избежать этих и других казусов. И уж точно Иван Карамазов не был бы назван «глубоким христианским мыслителем» (с.86). Во всяком случае, то, что Ивана Карамазова в романе тревожили «идея бессмертия и идея о будущем человечества» (кого из нас не тревожат эти темы?) не ставит этот литературный персонаж в один ряд с христианскими мыслителями. Здесь авторитетом для меня служит трактовка Ивана Карамазова отцом Сергием Булгаковым, которую, однако, диссертант полагает отклоняющейся от христианского мировоззрения (см. с.89).

 

Общее итоговое заключение

 

Предложенная мною дискуссия по некоторым положениям обоих исследований подчеркивает, на мой взгляд, их эвристический потенциал. В диссертациях были сформулированы цели и задачи, решение которых вполне позволяет показать научному сообществу особое место и значение философии Достоевского в истории философии, бесконечную актуальность его размышлений о смысле и ответственности человеческого выбора, о проблеме будущего человечества. Диссертанты, с одной стороны, проявили отчаянную смелость и новаторство (учитывая языковые трудности первоисточников), поставив перед собою весьма непростые цели. С другой стороны, просматривается в некотором роде скованность в корректном формулировании собственных аналитических выводов. Фигуры авторов исследований несколько скрыты за именами цитируемых авторитетов. Также мешает категориальная неопределенность понятий, активно используемых диссертантами и играющих в текстах заметную роль. И все же наиболее ценным результатом следует считать тот корпус дискуссионных тем и вопросов, которые, в хорошем смысле слова, «спровоцированы» исследованиями и позволяют их предложить широкому научному сообществу, а также надеяться на дальнейшее их развитие. Подчеркну, что значимость предложенных исследований имеет трансграничные перспективы и может представлять интерес с точки зрения сравнительного анализа традиций изучения истории русской философии, сложившихся в России и в Китае.

 

^[1] Обе диссертации были представлены на соискание ученой степени кандидата философских наук по научной специальности 5.7.2 История философии.

 

^[2] Из текстов изъяты некоторые формальные фразы, наличие которых обосновывается регламентом процедуры защиты.

 

^[3] Полная авторская версия книги под названием «Три круга Достоевского: Событийное. Временное. Вечное» вышла в 1991.

 

^[4] Здесь и далее указываются страницы рукописи диссертации ЛИ СЯОЮЙ: «Проблема “высших личностей” в философском мировоззрении Ф. М. Достоевского» (Санкт-Петербург, 2022).

 

^[5] Из письма А. Г. Ковнеру. 14 февраля 1877. Петербург.

 

^[6] Кудрявцев Ю. Г. «Три круга Достоевского: Событийное. Временное. Вечное». М., 1991.

 

^[7] См. финальные строки романа «Преступление и накаание».

 

^[8] Здесь и далее указываются страницы рукописи диссертации ЛИ ТЯНЬЮНЬ: «Будущее человечества в философском мировоззрении Ф. Достоевского и Вл. Соловьева» (Санкт-Петербург, 2022).

 

^[9] Симонетта Сальвестрони. Библейские и святоотеческие источники романов Достоевского. СПб., 2001. С.10.

 

^[10] Преподобный Иустин (Попович). Философия и религия Ф.М.Достоевского. Минск, 2007.

 

^[11] Архимандрит Василий (Папавассилиу). Возвращение гностицизма (цит. по интернет-источнику).