Эмили Карр
Эмили Карр в мастерской. 1936.
Фото: Гарольд Мортимер-Лэмб.
С ранних лет и на всём протяжении своего трудного пути к профессиональной зрелости канадская художница и писательница Эмили Карр (1871-1945) отличалась решимостью следовать собственному пути. Получив признание только к концу жизни, сегодня она почитаема как классик и в живописи, и в литературе. Она гордилась тем, что разделяет и продолжает национальную идентичность Канады. Это не помешало ей выбрать жизнь нетрадиционную, авантюрную, приверженную собственным принципам. Её ценности, своеобразие творческого языка показывают свою прочность и выразительность в различных культурах — как внутри, так и за пределами её родной страны.
Большую часть своей жизни Карр прожила в городе Виктория, столице самой западной провинции Канады — Британской Колумбии. Впрочем, она много путешествовала, учась, практикуясь и собирая материал. Дальний западный конец Канады был тогда, в конце девятнадцатого и начале двадцатого века, намного более изолирован, чем сейчас, почти полтора века после рождения Карр. В этих условиях, живя в Виктории, отмеченной к тому же стремлением быть «более британской, чем британское», она столкнулась с проблемой застарелой колониальной замкнутости. Периодические бегства из этой обстановки увлекали её всё дальше. Карр училась живописи сначала в Сан-Франциско, затем в Англии, а потом, что наиболее способствовало её трансформации, во Франции, как раз в то время, когда там набирал обороты модернизм. Но возвращения домой, в западную Канаду, вызывали в ней раз за разом неудовлетворённость развитием своей работы и тем, какой приём она встречала, причём даже тогда, когда художнице удалось освоить собственный стиль и определить главное творческое направление — найти то, что, фактически, сделало её известной в последующие десятилетия. Всё более стремясь к поиску смысла на периферии цивилизации, она путешествовала, останавливаясь среди обширных канадских лесов и на отдалённых прибрежных островах. Вопреки предательским бурям, полчищам комаров, нескончаемым дождям и повсеместной подозрительности относительно её намерений, ей удалось запечатлеть и постепенно впитать эстетику и проникнуть в дух местных коренных племён, чья загадочная искусная резьба обречена была, чего Карр справедливо опасалась, со временем разлететься по коллекционерам или затеряться и истлеть. В течение всей жизни она заменяла близость с людьми, считавшимися респектабельными и имевшими возможность покровительствовать искусству, человеческим взаимопониманием с теми, кого привилегированное общество мало уважало. Спасаться от одиночества помогали также многочисленные животные, которыми она себя окружала и которые были её главными компаньонами во время путешествий.
Центральное место в творчестве Карр занимало растущее ощущение себя как маленькой части намного более высокой реальности, где соединяются все частицы жизни. Она стремилась ценить святость каждого аспекта природы и каждой индивидуальности. Она испытывала глубокий контакт с миропониманием, воплощённым в традиционных тотемных столбах, покрытых резьбой, изображающей мириады тварей. Её индейские друзья дали ей имя Клии Уик, на их языке «Та, что смеётся» — всего лишь одно из многих свидетельств её радостной расположенности разделять с людьми общее человечество.
Карр дожила до середины шестого десятка, прежде чем приобрела достаточно уверенности и оригинальной техники для творческого триумфа над своей провинциальной средой. Её время и место предписывали женщине-художнику ограничивать себя пейзажами и натюрмортами, выбирая стили, не допускающие проникновения в более глубокую реальность, выразить которую было для Эмили Карр главной потребностью. К пониманию своей задачи она шла под влиянием художников, тоже ещё не оцененных её окружением. Контакт с созвучными её представлениям региональными художниками-новаторами, такими, как видная «Группа семи», поддерживали её способность двигаться по пути эксперимента. Однако по мере того, как Карр продолжала творчески совершенствоваться, она отошла даже от наиболее благотворных влияний, чтобы следовать собственным стандартам и влечениям, отличающимся, хотя и учитывающим их, как от традиций, так и от всё более чистой абстракции авангарда того времени. Её работы в этот наиболее продуктивный период, пишет Ян Том, «демонстрируют совершенное мастерство… и передают жизненную силу природного мира способом, который абсолютно убедителен…» Она с эффективностью пользовалась приобретённым в качестве передвижной студии трейлером, который можно было отбуксировать в самую гущу лесов. Когда возраст и болезнь лишили её энергии, необходимой для живописи и бродяжничества, она больше сосредоточилась на писательстве, повествуя о своей необычной жизни и восприятии.
Ванкувер, на культурной сцене которого Карр когда-то боролась в попытке найти свою опору, уже давно входит в число городов с обширными постоянными коллекциями её работ и наименовал в её честь ведущий университет искусств. В придачу к бесчисленным персональным и комбинированным выставкам проводятся широкие аналитические исследования, в которых творчество Карр сравнивается с достижениями её именитых сверстников. Дом её семьи в Виктории ныне стал музеем, посвящённым её наследию, а внушительного размера памятник в центре города показывает её в компании обезьяны и собаки — двух из тех многочисленных животных, которых она приютила и опекала.
Наше время неурегулированного экологического давления и разногласия остро нуждается в примерах таких личностей, как Эмили Карр, чей опыт и мастерство могут научить многому.
— Роберта Брюс Тиффани М., США
Перевод с английского