Юлия Свенцицкая

СВЕНЦ’ИЦКАЯ Юлия Анатольевна [8.4.1963, Л-д] – кандидат психологических наук, доцент, член Союза писателей России.

Всю жизнь работаю по двум специальностям – психология и литература.
Люблю свою семью, люблю путешествия, ближние и дальние, люблю жизнь.

Публикации

Соч.:
Гамбургский счет // Смена. 1993.;
Варано К.-В. Мишурные заплатки / Пер. с итал. А. Миролюбовой и Ю. С. СПб.,1994;
Капоцци М. Холсты / Пер. Ю. С. СПб.,1998;
Возле светильника: Стихи. СПб.,1999;
Одним дыханьем: Стихи. СПб., 2000;
Варано К.-В. Бабочки дождя / Пер. с итал. А. Миролюбовой и Ю.С. СПб., 2001;
Иммедиато Д. Женским глазам / Пер. Ю. С. СПб., 2001;
Розовый Ассизи // Реальность и субъект. 2001. № 2;
Зинзивер. 2005. № 3
Стихи // Петербургская поэтич. формация: Сб. СПб., 2008; Стихи
Молодежная галактика. 2010, 2011
Психология театра. СПб., 2012
Лит.: Bertazzoni V. // La voce di Mantova. 1994, apr.;
Фрадкина Е. Кофейные зерна бессонниц // Нева. 2000. № 4;
Колонка на троих (инт.) // ЛГ. 2007. 23–29 мая.

ПРОЗА ТВОРЧЕСТВА

Рассказ о себе – это, в основном, воспоминания разной степени давности. Родилась, как писали тогда в анкетах, «в семье служащих». Все родственники были в наличии: дедушка, бабушка, отец и мать.
Время от времени выяснялось, что помню я себя очень рано. Едва я начала ходить, как бабушка и дедушка забрали меня на несколько месяцев в Ягодное – на Карельский перешеек, где они снимали дачу. Первые названия, которые помню, – река Вуокса и речушка Синеока. Через Синеоку был мост, а под ним – жёлтый песок. Были и две лесные дороги. Одна из них называлась – Борисова. Там старались не ходить из-за невероятного количества комаров. Оказывается, детское ухо может различать комариный писк.
Были огромные коровы, всех их почему-то звали «майками» . Встречать «маек» мы с дедушкой ходили каждый вечер. Бабушку помню не зрительной, а всей возможной другой памятью. Она рано оставила нас. Помню, всё-таки, её огромный черный платок с красными цветами. Дедушка вспоминал, как она великолепно пела, играла на гитаре и писала стихи. Стихи жили в большой тетради, которая, увы, затерялась в их частых переездах из одного военного городка в другой.
Помню первые книжки, которые мне читали. Помню, как мы с мамой их покупали в книжном магазине на Московском проспекте. Я была тогда «совсем большая» – лет трёх. Я уже знала, – если в книжке короткие строчки – это стихи, если длинные – проза. Мне тогда покупали только книжки с короткими строчками.
В четыре года я с родителями впервые попала в Крым. Мы приплыли на катере в поселок неподалеку от Алушты. Было темно. Мы с мамой остались на пристани сторожить чемодан, а папа пошел искать комнату. Не нашел. Но на ночлег нас пустили. В саду, под навесом, стояли кровати. Это был мой первый сон под звездами, возле виноградника. Утром я увидела море. Мы спускалась к нему с горы. Это получалось очень быстро. Пляж был полон камешков, и назывались они девчоночьим именем «галька». На некоторых – крапинки и занятные узоры, которые хотелось рассматривать бесконечно. Плавательный круг в виде божьей коровки часто сдувался. Вдалеке всегда плыл корабль. Каждый вечер у моря, под горой, разводили костёр и пекли картошку, которая становилась черно-белой – черная кожура и белая мякоть. Тогда же я впервые полетела на самолёте. Меня предупредили, что из самолета все, что на земле, «будет казаться игрушечным», но я и представить себе не могла, что таким маленьким.
Свое последнее дошкольное лето я провела, в основном, в городе. В Парке Победы, на старом катке, открылась выставка деревянных скульптур. Говорили, что скульптор – вовсе не скульптор, а экскаваторщик, и скульптуры его – вовсе не скульптуры, а корни, выкорчеванные экскаватором. Мы всей семьей отправились туда, отдавая дань любимому маминому развлечению – подбирать необычной формы веточки и деревяшки и развешивать их по всей квартире. Увиденное на выставке поначалу не облекалось в слова – огромный леший, сгорбившийся над струнами гусляр и другие узловатые существа, которых сейчас не вспомнить, жили в те дни на катке среди рвущейся из-под асфальта травы. Через некоторое время я написала про них стихи. Имени Мастера не помню, осталась лишь фамилия – Егоров.
Потом я пошла в школу и продолжала писать стихи. Но вот незадача – это с самого начала были верлибры, а все говорили – стихи должны быть в рифму, и пишут их правой рукой. Мне иногда мешало что-то вроде чувства вины. Но это было другое – непохожесть. В одном классе со мной учились несколько непонятных, непохожих. Мы дружны до сих пор.
Лет в 9-10 родители привели меня в клуб «Дерзание», известный многим поколениям пишущих питерцев. Я занималась у Нины Алексеевны Князевой. Там я нашла то, чего мне всегда не хватало – доверие и творчество. И ещё – право быть непохожей.
В ранней юности появились первые попытки перевода. Было непонятно, как написанное на одном языке может звучать на другом. Переводы прозы казались понятнее – приходилось переводить тексты из учебников.
Окончив школу, поступила на факультет психологии ЛГУ, продолжала писать и переводить и ни разу не пожалела о выбранной специальности.
А теперь это образ жизни – работать в разных жанрах.